Остров Рай
Шрифт:
Раскатать и поставить ветхую брезентуху для Юхана было делом пяти минут. Дрова, огонь, вода… на речку или? Да, к водопаду. В паре сотен шагов от поляны, в зарослях пряталась дивная шутка природы, живая игрушка. Водопад в человеческий рост — ручеек огибал холм, упирался в морену и холодной струей сбегал вниз. Каменистое русло, зеленый плющ, красная, рыхлая земля на склонах… Кан тихонько пошел ко дну, Юхан присел на корточки и загляделся на воду. Как он изменился за эти годы — вон, седой весь, лицо жеваное, сила из рук уходит, сердце пошаливает. Смотреть противно.
Почитай четверть века назад они съехались сюда на Купалу. Вроде бы в шутку — от жара в шальной крови. Побеситься, попрыгать через костер, попеть песен,
Кан закипел быстро. От лесного крепкого чая на душе стало легче. Сколько лет просишь жену — не жалей, не жалей заварку — все без толку. Есть не хотелось. Юхан быстро выкопал яму рядом с прежним могильником, взял лопату, мешок, нож — и пошел чистить лес по стоянкам. Дело долгое. Привычное. По жаре утомительное. А что делать? Если не я, то кто будет разгребать эту помойку? И на работе так — чуть аврал, Юрий Евгеньевич, почта разладилась, Юрочка, у бухгалтеров программа сбоит, Юрка, через час головной офис должен быть подключен к сети… И кому какое дело, что нанимался программистом баз данных и ничего, кроме своей машины и своей работы знать не желаю. Возраст. Карьера не светит — так до старости и лазать на побегушках, а семью кормить надо… чертова железяка, порезался… Аньке денег всегда не хватает, Васена туда же — купи, купи… домой, как в болото, одно и то же… ну и вонища… сколько дряни из города привезли, гады!
Раз за разом Юхан возвращался в лагерь, сбрасывал стекло и железо в большой костер, «химию» в яму, споласкивал руки, пил по глотку коньяк и уходил снова. Казалось, мусору нет конца. Дрянное дело навевало дурные мысли. Обиды — на друзей, на жену, на себя никчемного, старые грехи и новые, еще не заросшие пакости, бессмысленность глупого, обыденного житья ради куска хлеба — только лес и спасает… Ветер прошелся по вершинам деревьев, показалось — вот-вот случится гроза, но обошлось мелким дождиком. Наконец помойка благополучно сдохла. Юхан выкупался в реке, смывая усталость, — вечерняя прохлада бодрила. Можно было спокойно заняться ужином.
Забросить в котел перловки — кто говорит, что «шрапнель» не еда, не умеет ее готовить… Медленно надо тушить, ласково, помешивать осторожно, за каждым зернышком серебристым следить. Лук обжарить в манерке — и в кан, лисичек горсть покрошить, тушенку — гостовскую в жирной от смазки банке — порезать меленькими кусочками, потомить чуть для запаха — и туда же, травок добавить, сныти молоденькой да кислицы — и где в городе отыщешь такое блюдо?
Незнакомец вышел к костру, когда Юхан снял кан с огня. Пожилой, бородатый, низенький, дурно одетый — в городе сказали бы «бомж», но в лесу и не таких встретишь. Подошел к огню, молча зыркнул из-под густых бровей. Взгляд тяжелый, внимательный, но спокойный. Похоже, свой. Юхан указал на еду. Незнакомец кивнул.
Вскоре они сидели на бревнах друг напротив друга и, обжигаясь, ели лесное варево. Незнакомец бурчал одобрительно и невнятно. …Не представился, имеет право. Ишь, голодный какой. Обтрепанный, куртка будто набекрень надета, ботинки словно не на ту ногу… а руки чистые. И молодые. Неестественно длинные чуткие пальцы держали ложку, словно кисть или смычок — грациозно и бережно. В городе бы небось шарахнулся, — усмехнулся про себя Юхан — а здесь, на родной стоянке всякий гость к добру. Чай незнакомец тянул медленно и со вкусом. От коньяка тоже не отказался.
Солнце ушло за сосны, с воды потянулся белыми прядями легкий туман. Свет без яркости, лучшее время дня. Юхан сидел у огня, грел затекшие ноги, разминал онемелые пальцы. Ему было чем гордиться — ни бумажки ни стеклышка на километр вокруг. Славное дело. Незнакомец поддакивал невразумительно. Хмелея — от усталости и алкоголя, от июльского воздуха и разноцветного запаха леса — Юхан рассказывал. Про дурную и глупую молодежь, что не помнит, как должно себя вести, про кучи мусора, которые тащат в лес и бросают, куда ни глянь. Про компанию, которая собиралась здесь раньше, про старых друзей и подруг. Про привычку — с весны до осени ездить, обживать заново и приводить в порядок родное место. Даже вспомнилось к случаю нежное «…Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…» На песню незнакомец скривился — у него оказалось выразительное лицо. Юхану стало неловко. Время шло к полуночи. Гость уходить не спешил. Пусть сидит. Свой — не тронет и не обнесет. Юхан встал, намереваясь пожелать доброй ночи. Незнакомец открыл рот и заговорил. Голос у него был скрипучий и недовольный.
— О грязи болтаешь, говоришь, чистишь, а сам соришь где ни попадя. Лес жалко.
Ничего себе… от удивления и обиды Юхан не знал, что ответить. Незнакомец продолжил.
— Бросишь у корней грязь, дерево постоит-постоит и засохнет. Бросишь на ветки — озлится, темень вокруг распустит. По воде пустишь — родник отравой станет. В землю зароешь — земля не родит. Каждый придет, грязь принесет, леса не хватит. Умрет лес-то.
Юхан взбеленился мгновенно. Он корячился, целый день разгребал дерьмо, а тут приходит на готовенькое и давай учить. Нет, чтобы самому… Злость ушла, как и вспыхнула. По-хорошему мужик прав — вывозить мусор надо и в городе жечь, а еще лучше с собой забирать или вовсе не тащить в лес. …Юхан понял, что засыпает стоя, буркнул «спокойной ночи» и неверным шагом побрел в палатку. Снял ботинки и, не раздеваясь, влез в спальник.
Дрема сгладила горечь, на душе стало чисто. Анюта… ждет дома, штопает, варит суп или читает на диванчике в кухне. Любит — сколько лет женаты, а любит мужа — со всей дурью, со всеми загулами и безденежьем. В лес отпускает — слова не скажет. Взять бы ее с собой — пусть отдохнет, воздухом чистым надышится. Вспомнит — как целовались в этой палатке, как с дочкой в первый раз выезжали… Васенка тогда землянику нашла, нарвала в ладошку, принесла «Мама, на ягодку» — перемазанная, смешная… Счастливый я человек, — с этой мыслью Юхан уснул. Впервые за месяц он спал спокойно.
Ночь качалась на облаках и плавала в темной речке, шевелила траву, перебирала листья, как хозяйка гречишные зерна. Луна висела над дубом, словно фонарь на столбе. Костер почти потух. Незнакомец подбросил полено в огонь, пламя вспыхнуло. Чуткие пальцы потянулись к самом жару. Игра с огнем — но никто этого не видел. Потом незнакомец пошел по поляне кругом. Он шарил руками в воздухе, трогал ветки растений, скреб землю. И по одной снимал и тащил в костер злые, грязные мысли хорошего человека. Багрянистые, липкие комья обиды, ядовитую зависть, ветхую словно тряпка, тоску, жгуче-алую давнюю страсть, сухие катышки сожаления, дряблую кашу поиска смысла жизни… И последней — язычок желтой злости на него, вечного мусорщика родного леса. Незнакомец не ждал благодарности за работу. Есть лес. Есть дело. Надо делать, иначе леса не будет. А сегодняшний гость был добрее и вежливей многих. Вдруг задумается. Поймет. Поможет… Последний клочок мусора догорел и осыпался пеплом. Незнакомец задержался у гаснущего огня — ему тоже нравилось это место. Старый дуб, мудрые вороны, душистое разнотравье вокруг… Пламя кончилось. Незнакомец ушел неслышно — не дай бог потревожить предрассветную тишину.