Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Шрифт:
— Книг много, — вздохнул Смолянин. — Я вот старые книги собираю, уже много-много собрал, а все время новые попадаются.
— Да, ты прав… Вот тут еще одна повестушка, называется… ха… «Остров Русь»… Да-с… — Кубатай осторожно полистал томик, подозрительно вглядываясь в страницы, лукаво покосился на Смолянина, прочел:
«В этот миг дверь отворилась и на пороге показались двое — Кубатай с оголенной сабелькой в руках и Смолянин, понурый, держащийся, словно баба на сносях, за поясницу.
— Кащей, он же — Кащеев, он же — Манарбит! — вскричал Кубатай. — Именем
— Что ж, — вздохнул Кащей, — рано или поздно это должно было случиться…»
— Помню-помню, — закивал Иванду. — Было, пленили мы ворога, а потом… Что ж дальше-то не читаешь, мудрец?
— Зачем, зачем читать? — засуетился Кубатай. — Да, отпустил я его, но ведь и ты поддержал, Иван… Так, а что еще тут интересного есть…
— Стоит ли отвлекаться? — Холмс похлопал Кубатая по плечу. — В данную книгу Кащей Бессмертный детей прятать не стал бы.
— Почему?
— Элементарно, Кубатай… позвольте называть вас подлинным именем? Отправив детишек в Вымышленный мир, где действуете вы — их отважные защитники, он ничего бы не добился. Значит, мальчики спрятаны в ином мире.
— Верно, — вздохнул Кубатай. — Ладно, отправимся еще куда-нибудь. Но знаете, Холмс, мне кажется, что вы сбили меня с интересной мысли… нет, уже забыл. Суньте какой-нибудь том под шкаф.
И мы вновь ринулись навстречу приключениям…
Глава пятая,
в которой на сцене появляется вещий мужичок
Потирая руки от удовольствия, Кащей прошептал заклинание, взмахнул руками, плюхнулся в возникшее позади него кресло-качалку и принялся ждать. Как выглядит конец света, он представлял смутно, но в том, что зрелище предстоит достойное, — уверен был.
Минуты шли, а материя мира почему-то все не расползалась по швам, не налетал разноцветный электрический смерч, сметающий с земли города и страны, не накатывала невесть откуда взявшаяся черная и густая волна небытия…
Улыбочка на устах Кащея поблекла, его раскачивания в кресле взад и вперед становились все более нервными и яростными, пока наконец, качнувшись особенно круто, он не перекувыркнулся вверх тормашками, опрокинувшись вместе с креслом на пол.
Бормоча проклятья и ругательства, он вскочил на ноги и принялся расхаживать от стены к стене библиотеки. Так и не дождавшись исчезновения ВСЕГО, он внезапно остановился и ясно произнес в пыльной тишине:
— Как же так?!
И тут же ответил себе сам:
— Их вернули! Их вернули ДЗР-овцы, кто же еще мог это сделать?! Смолянин и Кубатай — только они, проклятые, по острову шастают! Шастают да супротив меня козни вершат. А если даже и не они помешали, то только через них можно выяснить, кто это сделал. Выяснить и пресечь. Но как их найти?!
Покопавшись в широких карманах кафтана, Кащей выудил оттуда зеркальце наподобие того, что у Марьи-искусницы имелось, и вскричал:
Свет мой, зеркальце, скажи… ИлиЗеркальце затуманилось, пошло рябью… и потухло. Кащей решил, что такой неверный итог его стараний связан с неудачной формулировкой приказа: то ли зеркальце не умеет работать «без кокетства и утайки», то ли оно не реагирует на уменьшительно-ласкательные формы имен искомых басурманов. Кащей поднапрягся и выпалил другое четверостишие:
Волю выполни мою, А иначе — разобью: Покажи мне Смолянина С Кубатаем-осетином!Зеркальце вновь честно попыталось выполнить его приказ, затуманилось, пошло рябью… и погасло опять.
— Проклятье! — простонал Кащей и тут только вспомнил, что сам же в целях конспирации наложил на все волшебные зеркала острова необратимое заклятье.
Шмякнув в сердцах бесполезную стекляшку об пол, так, что только острые брызги рассыпались в стороны, Кащей сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Все равно найду.
…В княжецких палатах царило уныние. Расхворалась племянница Владимирова да жена Добрыни Никитича — Забава Путятишна. Что за хворь окаянная напала на нее, никто сказать не мог — ни лекари, ни бояны, ни даже Гакон{95} — толстый бестолковый поп, на смену Гапону пришедший. Ясно было и неспециалисту, что скрутило ее знакомое уже царскому двору несмеянство, да в острейшей форме. Третью уж неделю лежмя лежала Забава на перинах пуховых, приговаривая лишь:
— Тошно мне… Ох тошно!..
Владимир с ног сбился.
Тут-то и появился в палатах его гость незваный, однако долгожданный — лохматый да бородатый мужик в лаптях. Пав пред князем на колени, вскричал мужик:
— Я — Гришка Распутин, святой старец! Лучшая водка моим именем прозвана да песенка заморская про меня сложена! Дозволь, Красно Солнышко, племяшку твою осмотреть да излечить по возможности!
— Чего ж не дозволить, валяй, — согласился Владимир. — Однако признайся, прохиндей, откуда о хвори-то ее ведаешь?
— Да как не ведать, княже?! Вся земля Русская стонет от вести сей горестной!
— Серьезно? Лестно мне это, лестно… Ну ладно, дерзни. Коли излечишь Забаву, богато, Гриша, одарен будешь. А уж коль не излечишь, не обессудь, головы лишишься.
— По рукам! — согласился Григорий. — Давай-ка, княже, поскорее сведи меня к ней, а то, не ровен час, отдаст она, сердешная, Богу душу, меня не дождавшись…
— Типун тебе на язык, Григорий! — всполошился князь и заторопился было, но тут же и осекся: — Не получится быстро. Забава-то с Добрыней на той половине царства живет, что я Емеле с Несмеянушкой на свадьбу презентовал… Покамест в отделе режима паспорт заграничный оформят, пока таможню пройдем…