Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

Буркин Юлий Сергеевич

Стас поперхнулся.

— Это нечестно! — завопил он, отставляя бутылку.

— Ты же вчера сказал, что холостяком будешь. Какая тебе разница?

— Я сказал? — Он снова обхватил голову руками.

Наверное, я еще долго бы над ним издевался, но тут дверь открылась и вошел Смолянин. Бинтика вокруг головы у него уже не было, уши торчали по-прежнему.

— Ква-ква! — приветствовал он нас. — Отсыхаете, малолетки?

— Ква, — поздоровались мы. А Смолянин, взглянув на пустые бутылки, покачал головой:

— Осторожней, детям нельзя этого много пить. А то вырастете и… ну, в общем,

будут проблемы.

— Мы знаем, — вяло сказал Стас. Теперь уже я, поперхнувшись от страха, спросил:

— Какие проблемы?

— Волосы не будут перекрашиваться, — тихо, словно говорил какую-то гадость, которую и произносить-то не хочется, сказал Смолянин. Он ткнул рукой стену, и перед ним засветилось облачко-кресло. Бухнувшись туда, Смолянин задумчиво посмотрел на Стаса.

— Мужик, ты правда убежденный холостяк?

Стас глянул на меня. Я пожал плечами.

— Ну, может, я еще передумаю, — промямлил он.

Глаза у Смолянина загорелись.

— Передумывай, парень! Такую жену тебе найдем, все позавидуют!

Стас покраснел как рак. Я-то знаю, что он девчонок ужасно стесняется и даже не заговаривает с ними первый. Смешок я подавил, но Смолянин все же что-то услышал. У него даже уши слегка повернулись в мою сторону — вот честно, не вру!

— Старшему, конечно, еще лучше жену найдем, — успокоил он меня. — Уже есть две кандидатуры — дочь Ережепа и племянница Кубатая. Хочешь, завтра и свадьбу сыграем. Или свадьбы. — Он умоляюще посмотрел на Стаса.

— Мы так быстро не женимся, — отбрил Стас. — И жен себе ищем сами.

— Но только среди персонала Департамента, — предупредил Смолянин. — Ввиду вашей особой секретности.

— Смолянин, зачем так торопиться? — спросил я. — Что вам наши жены сдались?

Переводчик вздохнул:

— Не буду лепить горбатого, парни. Мы не знаем, что с вами делать.

— А че делать-то? — запетушился Стас. — Сами себе дело найдем!

— Боимся мы, — грустно сказал Смолянин. — Вдруг вы опять машину времени сделаете и в прошлое убежите. Или рассекретите что-нибудь. А так — жены бы за вами присматривали, развлекали… У нас бы стали работать. Домами дружить бы стали…

Смолянин вздохнул и опустил голову. Без всякой связи сказал:

— Спал сегодня отвратно… Всю ночь Кубатай мешал. Уложил меня спать, а сам ходил, семечки грыз, компьютером шумел… А лег — храпеть начал.

— Вы что, вместе живете? — спросил я.

— Да, уже два дня^{12}. Он древнерусский решил выучить и со мной вместе поселился. Думает, язык легко изучить! Одна операция по расширению ушей, чтоб звуки лучше запоминать, полмесяца занимает. А потом стимуляция мозга, так что вся голова шишками покрывается. И труд, труд, труд.

Смолянин опять вздохнул и безнадежно попросил:

— Вы уж женитесь по-доброму, кенты. А то Кубатай меня угробит. Он же настырный, как все осетины.

— Он осетин? — удивился я.

— Ага, — Смолянин оживился. — Два года назад выяснил…

И он поведал нам удивительную историю. Оказывается, за последние пятьсот лет все народы на Земле перемешались. Из-за каких-то там эпидемий, войн, просто из-за того, что государств не стало… Ну и когда люди опомнились, оказалось, что никто

своей национальности не знает. В лучшем случае слышал, что прабабка была на четверть турчанка^{13} или еще что-нибудь подобное. И у людей появилась мода докапываться до своей национальности. Тратилось на это много сил и средств, но получалось не у всех. Генерал-сержант Кубатай тоже долго не знал, кто он. Пробовал записаться в евреи, но его не приняли. Обманули, сказали, что лимит исчерпан. Пошел было в русские, но те обиделись, что он сначала к евреям ходил, да еще выяснилось, что водку пить не любит. Все ему уже сочувствовать начали, но Кубатай упорно рылся в архивах. И однажды на медкомиссии, когда выяснилось, что у него отличное ночное зрение, понял истину. Ведь осетины, как известно, в темноте отлично видят, не зря же в стихотворении сказано:

Но злая пуля осетина Его во мраке догнала.

С тех пор Кубатай стал официально признанным осетином^{14}.

— Здорово! — сказал Стас, который уважал упорство в достижении цели. — А ты, Смолянин, кто?

Смолянин обиделся.

— Как и вы, ребята, русский… У меня письменное свидетельство есть, — сухо добавил он.

— Какое? — спросил я. И Смолянин не удержался — наверное, любил эту историю.

— Письмо я отыскал, — начал он свой рассказ. — От прапрадеда к прадеду. Там написано… — Смолянин откашлялся и начал декламировать:

— «Дорогой сынок Ваня! Очень рад, что тебя приняли в Московский университет. Ты, как настоящий русский, должен учиться в России, а не на Украине…»

Мы с братом кивнули — действительно, свидетельство стопроцентное. Но Смолянин продолжал:

— «Мама, хоть и хает клятых москалей, тоже рада. А дедушка на радостях купил тебе новую ермолку, очень красивую и недорогую. Только не езжай в ней к тестю в Шымкент, надень пока старую. До свидания, твой папа Кшиштоф».

Мы, пораженные, молчали. А Смолянин продолжал:

— Вообще-то наша, русская, национальность одна из самых популярных. Говорят, у нас этническая аура клевая. Но в то же время все боятся, да я и сам боюсь. Станешь слишком русским, на остров потянет. А на острове… — Тут он прикрыл рот ладонью, словно сказал что-то лишнее.

— Что на острове? — спросил Стас. — И Ережеп про остров что-то говорил.

Смолянин отнял ладонь от губ:

— Нет, ребятишки, это не я должен рассказывать. Начальство спросите.

Но больше мы об этом таинственном острове так ничего и не слышали. А Смолянин перевел разговор на прежнюю тему:

— Так что женитесь, малолетки. За вас любая девица с радостью пойдет — как-никак чистая национальность.

— Какая ж она чистая, у нас мама узбечка, — возразил Стас. Про то, что папа — наполовину украинец, он даже и упоминать не стал.

— Ничего, это еще интереснее, — завопил Смолянин. — Две чистые национальности!

— Подумаем, — уклонился я от ответа. — А что сегодня делать будем?

Смолянин увял.

— Можно лечь в гипносон, — начал он. — Или в шашки поиграть…

Мы скривились.