Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Шрифт:
А Стас посидел-посидел, вынул из кармана батончик «Марс», слопал, потом почесал затылок и громовым голосом, напомнившим мне Кащея, крикнул:
— Бамбара-Чуфара! Лорики-Ёрики! Явись передо мной мой военный министр, повелитель страх-птичек, Колька Горнов!{111}
Раздался треск, вспышка, и перед Стасом появился обеденный стол, за которым сидел мальчик лет двенадцати. В одной руке он держал кусок хлеба, в другой — ложку с борщом. Мальчик был угрюмый, остролицый, чем-то сам
— Звал, начальник? — зачем-то поинтересовался Горнов, откладывая надкушенный хлеб.
— Ага. Обедаешь?
— Ага.
Минуту Народный Диктатор и его военный министр молчали. Потом Стас спросил:
— Как в мире? Порядок соблюдается?
— В общем-то да, — уклончиво ответил Горнов. — Но если честно — не очень.
— Давай рассказывай, — оживился Стас. — Детей обижают?
— Да нет, — вздохнул Колька, с тоской поглядывая на остывающий борщ. — Дети друг друга обижают. Подерутся — и давай звать страх-птичек! Те — налетят и метелят друг друга… ну и драчунам достается. Поголовье птичье падает!
— А что делать? — растерялся брат.
— А я не знаю. Воспитывать, наверное…
Стас взмахнул рукой, и Колька Горнов вместе со своим обедом исчез. А Народный Диктатор грозно повелел:
— Чуфара-Бамбара! Скорики-Морики! Явись передо мной мой министр пропаганды, Андрэ Николя!{112}
Николя, наверное, был французом. Говорил ли он по-русски, я так и не узнал. И вот почему. Появился он, стоя на полу на четвереньках и играя двумя модельками машинок. Перемену обстановки Андрэ заметил не сразу и еще с полминуты энергично шумел, гудел и бибикал. Да и немудрено — было ему лет восемь.
— Андрэ! — завопил оскорбленный в лучших помыслах Стас. Николя поднял голову и сморщился, готовясь заплакать. — Не надо, не надо! — сразу замахал руками Стас, и министр пропаганды исчез. Видать, достали Стаса детские слезы.
Теперь Стас был уже мрачен, как безлунная ночь в глухом лесу. Он встал, хлопнул в ладоши и зловеще прошипел:
— Лелики-Болики! Мурики-Жмурики! Явись передо мной мой Тайный Советник, писатель Игорь Петрович Решилов!
И по глазам такой свет ударил, а грохнуло так сильно, что я чуть не свалился.
Вот, значит, как Стас дошел до жизни такой! Самого фантаста Решилова в советники взял!
Решилов оказался грузным, довольно-таки пожилым мужчиной с суровым лицом. Он появился вместе с письменным столом, на котором стояла пишущая машинка. Стас вызвал его к себе во время работы, и Игорь Петрович был так увлечен, что, подобно маленькому Андрэ, не сразу заметил диктатора. Смотрел перед собой и молотил по клавишам — «тюк-тюк», «тюк-тюк»…
— Что это вы все время тюкаете? — строго спросил Стас.
— Что значит «тюкаю»? — слегка обиделся Решилов.
— Как ни вызову вас, а вы все печатаете… — сменил тон Стас.
— Книжку дописываю, —
Стас быстренько подошел к писателю и сказал, легко перейдя на «ты»:
— Ты очень обиделся? Пожалуйста… Ну, пожалуйста-пожалуйста, извини меня. Ладно?
Решилов обмяк, потеплел лицом, взъерошил Стасу волосы и на мгновение взял его за бока — словно собирался зачем-то приподнять. Но передумал.
— Что случилось-то, Стасик? — осторожно спросил он.
Брат мой потупил глаза. Поковырял носком кожаного ботинка паркетный пол. Сказал:
— Игорь Петрович, ну почему у нас ничего не получается, а? Министр пропаганды… такой хороший пацан, но от работы отвлекается. Военный министр уже на все рукой махнул. Мол, не справимся. Разве что Ян Юа{113}, министр капитальной пропаганды, старается. Во всех столицах, включая Ашхабад и Панаму, мои бронзовые скульптуры со страх-птицей на плече поставил. И Сережка Бережной{114} молодец, не подводит…
— Сережка? — заинтересовался Решилов.
— Ну, министр экономики, пятиклассник, романтичный такой… Уже три новые фабрики шоколада под его руководством построили!
— Молодец… — приятно улыбнулся Решилов. — Познакомь, ладно?
— Познакомлю, — кивнул Стас. — Так что делать, а? Я всю власть детям передал — а они дурака валяют! Не слушаются, дерутся, страх-птичек на обидчиков натравливают, школу прогуливают, родителям грубят, курят, пиво пьют…
Стас долго бы мог перечислять детские прегрешения, но тут Решилов со вздохом его прервал:
— Малыш мой… Трудно детям управлять миром. Не могут они этого, если уж начистоту!
Народный Диктатор подскочил на табуретке. И возмущенно заорал:
— Так что ж вы врали?!
— Я? — поразился Решилов.
— Вы! В книжках своих писали, что дети лучше взрослых! Что если б они миром руководили, они бы все путем устроили! Что дети с детьми не воюют, что они за правду, за светлое будущее!
— Да, в основном так, — начал оправдываться Решилов. — Но отдельные несознательные хулиганы…
— Отдельные? — Стас уже кипел. — Я с самого детства, как прочитал ваши книжки, хороших детей искал! Таких же, как я, хороших! А они не находились! Нигде! Может, их и нет, а?
Решилов изменился в лице. Протянул руку к Стасу, собираясь что-то сказать. Но Стас крикнул: «Обратно!»
И Решилов исчез.
Стас прижал ладошки к лицу, словно заплакать собирался. Но передумал. Прошелся взад-вперед, прошептал:
— Хоть бы Костя со мной был…
Мое маленькое мушиное сердце радостно забилось. Нет, Стас меня не забыл! Помнит, скучает! А он тем временем начал говорить еще одно заклинание, явно самое мощное и страшное: