Остров Тайна
Шрифт:
В обычное время обед взрослых с детьми доставлял удовольствие, но сегодня в глазах Мельниковых-старших отражались напряжение и тревога. Битва за урожай не несёт радость. Сколько потрачено сил, времени, а скошено всего два гектара пшеницы. Что можно накосить на одной старой, измученной, уставшей лошади? Если убирать поле такими темпами, добрая часть хлебов уйдёт по снег.
Помнят Мельниковы прошлые годы уборки. Кажется, совсем недавно, несколько лет назад, на этом поле шумели пароконные косилки. Повсюду слышались голоса, смех и песни. Будто грибы после дождя на глазах росли мохнатые снопы скошенной пшеницы. Одна за другой
Кончилось всё разом. Отобрали большевики лошадей, коров, забрали семена. Не идут теперь к Мельниковым работники, говорят, времена не те. Раньше от Бродниковых, Захаровых и других отбоя не было. Как утро наступает, в ворота стучат:
– Дядька Никифор! Возьми!
Никому Никифор не отказывал, за работу платил хорошо. Некоторые этим пользовались, не пахали и не сеяли. Зачем, если у дядьки Никифора с запасом поживиться можно?
Теперь всё изменилось. Вместо серпов и вил взяли Бродниковы и Захаровы пистолеты и карабины, пришли на мельницу, выгребли всё из амбаров, насмехаясь: «Кончилась, дядька Никифор, твоя власть! Теперь мы тутака главные!» Мельников не понимал: «Раз ты хозяин, власть сменилась, так и паши поле, сей пшеницу, когда надо!»
Но никто не пришел весной обрабатывать землю. Некому. А вот за зерном в очередной раз объявились. Где правда? И что это за власть такая народная: сытым быть, лопатой не копая?!
Не хотел Никифор Иванович в этом году все поля сеять, но землю жалко, пропадёт без рук крестьянских, через год сорняками и подростом покроется! Перепахивать заново очень тяжело.
Смотрит Никифор на итог своих трудов, комок к горлу подкатывается, сердце от безысходности стонет. Нет, не убрать всё до Покрова. А что уберётся, то всё равно большевики отнимут. Но оставлять это нельзя! Иначе не простит себе он упущенное время и пропавший урожай, загрызёт совесть, жестокая тоска выпьет соки разума. Человек жив трудом своим. Без деяний и удовлетворения от проделанной работы он бесполезная пылинка на большой дороге вечности.
Кончился обед. Никифор махнул головой Владимиру: пора! Сын поднялся с земли, взял в руки приставленный к ели длинный, тонкий шест с яркой, пёстрой тряпкой на конце. Принялся махать им, давая в сторону усадьбы знак. Его заметили. От дома отделились четыре фигурки: три больших, одна маленькая.
Ваня опередил женщин, прибежал первым. Очень скоро за ним подошли Матрёна Захаровна, Анна и Анастасия. Глафира осталась на усадьбе.
Все принялись за работу. Каждый знал свои обязанности. Никифор продолжил косить. Степан и Владимир подгребали сжатую пшеницу в ровные ряды, женщины связывали пшеницу в снопы, а дети помогали всем, чем могли.
Несложно собирать скошенные колосья в тугие, высокие снопы, но ответственно. Дело требует бережного обращения. Главное, чтобы из колосьев не осыпались зерна.
Среди детей снова возникло соревнование: кто больше, быстрее, с меньшими потерями зерна поднесёт взрослым охапок пшеницы. В этот день Маша впервые собирала урожай зерновых. Матрёна Захаровна показала, как правильно работать:
– Не торопись, Машенька! Бери меньше, укладывай бережно, подноси осторожно, – погладила её по голове, – и всё у тебя получится, детонька!
Девочка послушно начала делать так, как показала добрая наставница. С каждым новым пучком у неё получалось всё лучше: колосья не ломались, зерна осыпалось меньше. Наконец она выполняла работу не хуже других. Женщины с улыбкой переглядывались между собой: хорошая помощница!
Весь день, до заката солнца, пока от вечерней росы не отволгла земля, дети трудились наравне со взрослыми. Никто из них не отказался от обязанностей раньше положенного времени, не сказал слова против. Работали без отдыха. Не покладая рук, не разгибая спины. Максимка и Витя бегали между тугими снопами, собирали в торбочки осыпавшуюся пшеницу. Они собрали столько зёрен, что хватило бы на десять пышных буханок хлеба.
К вечеру, когда намокшая от росы пшеница мялась в косилке, Никифор Иванович остановил лошадь:
– Всё! Хватит на сегодня!
Оставляя работу, люди уставшим взглядом осматривали плоды своего труда: небольшой участок убранного поля с ровными рядами тугих снопов – итог тяжелых усилий. Много или мало – знают натруженые руки и занемевшая спина.
Возвращались Мельниковы домой уставшие, но довольные. Впереди стайкой бежали ребятишки. За ними, негромко напевая песню, шли женщины. Сзади, обсуждая планы завтрашнего дня, неторопливо брели Степан и Владимир. Никифор Иванович, замыкая шествие, вёл понурую лошадь.
Тихий, по-осеннему прохладный вечер, холодил ветерком. Желтый, словно цвет дозревшей пшеницы, закат готовил горы к наступающей ночи. Наносился в пологий увал запах скошенных хлебов, сухость пожелтевших листьев, запахи смолы и сочной хвои. Где-то впереди шумел Гремучий ключ, шлёпало об воду мельничное колесо. И была в этом вечере незримая атмосфера торжества, которое может наступить только от полного удовлетворения проделанной работы.
Неподалеку от дома, разговаривая о детях, Степан и Владимир замедлили шаг, подождали отца:
– А дочка-то Михаила Прохорова ничего, шустрая, работящая, – заметил Степан.
– Это так, есть жилка трудовая, – согласился Никифор Иванович, – вся в отца.
– Что делать-то с ней? Как быть?! – спросил Владимир.
– Что делать? – не сразу понял сына отец.
– Домой вернуть или у нас оставить?
– Да куда ж её возвращать-то? Если мачеха изгаляется, бьёт, кусок хлеба не дает? Её верни – опять та же картина будет. Не дай бог, забьют девчонку до смерти. Думаю, пусть у нас поживёт. Хлеба всем хватит, не объест! – сказал своё слово Никифор и дополнил: – Пока Михаил не вернётся. А там видно будет. Что Бог даст! – перекрестился. – Может, и самим тут жизни не будет.
Все замолчали, нахмурив брови. Говорить было не о чем. Вечер не знает, что скажет утро.
В эту ночь Маша спала на втором этаже, с девочками. Запрыгивая на верхний ярус, она прихватила с собой кошечку Мурку, любимицу Вани. Он нашел её, когда бегал в деревню. Кто-то выбросил слепых котят в надежде, что те погибнут сами. Из всех беспомощных комочков она одна осталась жива. Мальчик подобрал её, выходил и всегда, когда подворачивался любой удобный случай, находился с ней.
Зазывая Мурку и не находя её, Ваня залез к девочкам, нашёл под боком у Маши. Возникла небольшая ссора. Девочка не отпускала кошку, а настырный парнишка вырывал любимицу из рук. В итоге кошка поцарапала обоим руки и убежала на первый этаж. Маша заплакала от боли, а Ваня, сначала желавший наказать ее, вдруг пожалел, погладил по голове и стал успокаивать: