Остров Весёлых Робинзонов
Шрифт:
– Возможно, мы не найдем ничего; быть может, нам удастся откопать парочку обглоданных первобытной собакой куриных костей. Но черт возьми! Этот Ладья молодчина! На него стоит поработать, на этого одержимого.
Игорь Тарасович преобразился. Он неутомимо бегал от кургана к кургану, объяснял, торопил, кричал, нюхал землю и бережно перетирал ее руками. То там, то здесь раздавался вопль: «Нашел!» – и археолог, задыхаясь, мчался туда на своих длинных страусиных ногах. Ему показывали битые черепки, полусгнившие палки, камни, но Игорь Тарасович, рассмотрев через лупу находки, разочарованно качал головой. Чуть не стал героем дня Прыг-скок.
– Осторожно снимайте дерн! Работать только совками и руками. Интуиция мне подсказывает, что мы накануне эпохальной находки!
Здесь же вертелся и Шницель. На его морде было написано отвращение: пес решительно не понимал, почему люди ликуют при виде старых и никому не нужных костей. То ли дело кости свежие и необглоданные, таящие в себе неслыханные наслаждения. Шницель лаял, фыркал, тянул Антона за брюки, плевался – в общем всячески выражал презрение к нашей работе. Наконец он помчался домой, приволок оттуда большую кость и скромно отошел в сторону, всем своим видом говоря: «Вот это настоящая кость, ослы вы этакие! Я отдаю ее вам не потому, что она мне не нужна: моя душа восстает против этой жертвы; но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как вы идете по ложному пути. Я тоже хочу внести лепту в общее дело».
Борис поднял скандал. Он кричал, что теперь понимает, куда бесследно пропал с кухни кусок баранины. Антон яростно возразил, что на такое его собака не способна, что Шницель скорее умрет с голоду, чем…
Поняв, что его честное имя поставлено под сомнение, Шницель торопливо схватил свою кость и в несколько мгновений исчез из виду.
День был неудачным. Начинало темнеть, и Борис, невзирая на протесты Игоря Тарасовича, дал сигнал к возвращению. Отчаянно споря, руководитель раскопок выторговал еще десять минут, и эти минуты принесли сенсацию.
От кургана, в котором копались Шурик и Юрик, послышался воинственный крик. Размахивая в руках каким-то круглым предметом, братья с гиканьем неслись к Игорю Тарасовичу. Дрожащими от волнения руками археолог взял у Юрика неплохо сохранившуюся крышку бочки. На крышке отчетливо виднелись выжженные буквы: «МНЬ».
– Мнь… мень… это налим… – пролепетал Игорь Тарасович. – Примерно семнадцатый век… Значит, наш остров был центром рыбного промысла… Значит, коллега Брынзин может со своей версией уходить на пенсию! Спасибо, друзья! От имени нашей археологической науки – большое спасибо!
Юрик и Шурик скромно склонили головы, как люди, которые привыкли оказывать бесценные услуги науке и которым даже несколько наскучило это занятие. Мы дружно крикнули в честь братьев «ура», а Борис освободил их от наряда вне очереди за мелкое хулиганство (они стащили у Потапыча горсть нюхательного табаку и натерли обеденный стол, превратив мирный завтрак в ярмарочный балаган).
За ужином Игорь Тарасович вел себя как именинник. Он с аппетитом ел и пил, балагурил, хлопал нас по спинам и время от времени ехидно спрашивал:
– А почему это за столом нет глубокочтимого коллеги Черемушкина? Может быть, ему нехорошо? Как жаль! Он бы так порадовался вместе с нами!
Когда мстительный археолог в третий раз выразил свое сожаление, к столу величественной походкой подошел профессор. Он сел на место, выпил простоквашу и лучезарно улыбнулся оппоненту. Игорь Тарасович с удовольствием ответил такой же ласковой и доброй улыбкой. Откушав творог, профессор с лицемерным вздохом сказал, что он, к своему глубокому, искреннему сожалению, вынужден доставить коллеге Ладье крайне досадный сюрприз. Археолог спокойно зарядил свою трубку и спросил, уж не собирается ли коллега Черемушкин насвистать свое новое произведение? Это действительно было бы до крайности досадным сюрпризом. Дружелюбно кивая, профессор сообщил, что его сюрприз несколько иного рода: он сумел расшифровать слова, которые так заинтриговали искренне и глубоко уважаемого им коллегу.
Лев Иванович хихикнул, достал из кармана лист бумаги и карандашом написал:
Потом победоносно посмотрел на встревоженного врага, снова хихикнул и протянул ему бумагу.
– Если коллега Ладья хочет узнать, – деликатнейшим тоном сказал он, – как зовут древнюю корову четырнадцатого века, пусть он прочтет это слово на-о-бо-рот!
– Глюк-оза! – ошеломленно прочитал Зайчик. – Глюкоза!
Игорь Тарасович от неожиданности икнул.
– Где эти жулики? – заорал он. – Ловите их! Вот они ползут!
Машенька поспешно отвернулась, закашлялся Антон и тихо застонал Борис. Потом все смолкли, но вдруг Ксения Авдеевна взвизгнула, и начался цирк. Игорь Тарасович некоторое время держался, но затем слегка хрюкнул, положил на стол трубку и схватился за живот.
– Шифрованная корова! – надрывался Лев Иванович. – Держите меня, я сейчас разойдусь по швам!
Первым пришел в себя Зайчик. Он погрозил кулаком Юрику и Шурику, которые успели вскарабкаться на верхушку своей сосны, взял крышку бочки и стал пристально ее рассматривать. Зайчик вертел крышку, сдувал с нее пыль и вдруг, схватив нож, начал зачищать угол. Мы столпились вокруг и затаив дыхание смотрели на эти манипуляции.
– Прекрати! – Игорь Тарасович взвился над столом. – Ты испортишь уникальную вещь!
Зайчик отмахнулся и продолжал скрести крышку ножом. Он снял слой смолы, и…
– Ой, – сказал Игорь Тарасович.
Мы полезли под стол. На крышке древней бочки двенадцатого века стоял штамп: «Астраханский рыбкомбинат».
ОШИБКА ОДИНОКОГО БИЗОНА
Наутро, сгибаясь под тяжестью пожитков, явился Раков.
– Вот я и вернулся! – с наигранной бодростью со общил блудный директор. – Я еще, между прочим, не завтракал.
Мы переглянулись и молча продолжали пить чай.
Раков сел за стол и потянулся к сковороде, на которой еще оставалась жареная картошка. Борис молча отодвинул сковороду подальше в сторону. Раков растерянно заморгал рыжими ресницами.
– Работать будете? – замораживающим голосом спросил Борис.
– Я приехал сюда отдыхать и лечиться, – захныкал отшельник. – У меня есть справки!
Борис вздохнул с видимым облегчением.
– Зайчик, помоги гражданину отнести чемоданы обратно, – попросил он.