Остров волка
Шрифт:
Мы с Владом трепыхались, как мучные черви в опаре, стукались лбами, давали друг другу замедленные оплеухи, выныривали на поверхность за очередной порцией воздуха и, слепые, оглохшие, снова опускались вниз.
Так, к счастью, продолжалось недолго. Мне удалось зацепить ручку чемодана. Я потянул его вверх, но проклятый чемодан держался в своей могиле, как якорь. Не в силах подняться вместе с ним и, в то же время, боясь отпустить ручку и потерять чемодан, а вместе с ним и друга навсегда, я взбивал своими отчаянными движениями грязь, как в миксере. Влад нащупал мои руки, по ним спустился ниже и тоже вцепился
Я не знаю, с чем можно было сравнить наш труд. Два здоровых идиота тонули в приамазонском болоте, кишащем гадами, спасая чемодан со старыми журналами. Любой режиссер, снимающий фильмы в жанре маразма, ухватился бы за этот кадр зубами. Влад умирал за идею, я – за Влада. Мы оба стоили друг друга.
Силы покидали нас, но наши глупые головы, залитые смоляной кашей, уже показались над болотом. С криками и стонами, сантиметр за сантиметром мы вытаскивали чемодан из адовой глубины. Не похожие ни на что земное, мы тянулись к траве, к спасительному берегу. С ужасным причмокиванием жижа расставалась с нами, уступая невиданному упорству.
Мы выползли на берег. Я отпустил чемодан, встал на него коленом, поскользнулся и упал в траву. Влад еще кряхтел минуту, а потом тоже затих.
Омерзительная грязь, быстро высыхая, превращала нас в глиняные изваяния, словно нарочно созданные для отпугивания шакалов и птиц от сельхозугодий. Тело нестерпимо зудело; мне казалось, что меня плотно облепила целая колония мелких червей, и живая масса все время шевелится, расплывается, сжимается, как единый организм.
Я встал на колени, как мог соскреб жижу с лица и осторожно открыл глаза. Меня потрясло то, во что превратился Влад со своим чемоданом. Кинокомедийные герои, искупавшиеся в цистерне с цементом, выглядели в сравнении с нами намного более чистыми. Я даже не сразу смог определить, где начинается туловище Влада и где заканчивается чемодан, где голова и где ноги. Я шлепнул рукой по тому месту, где, как мне казалось, находилась задница моего друга, но попал по голове, что, в общем-то, было весьма символично. Влад ожил, сплюнул, обозначая рот, и произнес:
– Ну ты ботан! Чемодан баксов чуть не утопил!
Он высморкался и стал ковыряться в ушах. Я встал и, оставляя за собой черные следы, побрел к ручью. Влад с чемоданом догнал меня.
– Как ты думаешь? – спросил он. – Эта грязь лечебная?
– Я думаю, что тебе купание пошло на пользу, – ответил я.
– Обиделся? – с деланным состраданием спросил Влад и шлепнул меня по плечу. Черные брызги полетели во все стороны. – Я понимаю тебя, дружище. Жизнь, конечно, сама по себе имеет некоторую ценность, но с этим чемоданом она начинает обладать огромными преимуществами и богатым смыслом.
– Только не в джунглях, – ответил я, чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать Владу всю правду. – Это бумажки, понимаешь? Здесь их можно использовать только в качестве топлива для костра.
– Но когда мы выйдем из джунглей…
– Еще надо суметь выйти, – оборвал я.
Грязь, в отличие от цемента, смывалась легко. Чистый и прозрачный ручей почернел, а мы, наоборот, приобрели естественный цвет. Кожа после полировки грязью казалась шелковистой. Труднее было промыть волосы и замочные скважины чемодана. Влад выковыривал глину из замков тонкой иглой, которую извлек из зеленого
– Баксы, наверное, промокли. Может, их тоже просушить?
– С чего это они должны были промокнуть? – как можно более равнодушно ответил я. – Чемодан герметичный.
Влад склонился над замком и сильно дунул в скважину.
– Не заржавели бы… Код какой?
Я мысленно выругался и, оттягивая время, переспросил:
– Что ты говоришь?
– Какой код ты поставил на замках?
Делая вид, что стимулирую память, я закрыл лицо ладонями и, отгородившись от всего мира, оставшись наедине со своей совестью, подумал: как мне надоело это вранье!
– На левом, – промычал я, закатывая глаза, – четыреста двадцать… м-м-м… нет, двести четырнадцать… Нет!
– Ты что, забыл? – с укором и недоумением спросил Влад, мельком глянув на меня. – Или притворяешься?.. Двести четырнадцать не подходит. Давай, напрягайся!
– Да подожди ты! – махнул я на него рукой. – Из-за тебя все в голове смешалось… На левом – двести сорок один, а на правом…
– Не подходит двести сорок один, – сказал Влад и уже подозрительно посмотрел на меня. – Если бы на твоем месте был другой человек, то я подумал бы, что он нарочно водит меня за нос, чтобы у меня не было доступа к баксам.
– Ерунду говоришь, – усмехнулся я. – Возьми булыжник потяжелее, и у тебя будет к ним доступ.
Я был уверен, что Влад не станет разбивать чемодан. Он должен был понимать, что баксы в этом случае не в чем будет нести.
– Ладно, черт с ними! – сказал Влад примирительно. – Но если баксы сгниют до нашего приезда в Кито, то это будет на твоей совести.
Мы не дождались, когда одежда высохнет и торопливо оделись, потому что, во-первых, невзирая на страшный зной мошкара начала наглеть, а во-вторых, потому что снова услышали нарастающий рокот вертолета.
– Когда же они угомонятся! – воскликнул Влад, хватаясь за чемодан. Я думал, что он снова испуганным кабаном ринется в заросли, но недавний урок, как ни странно, повлиял на моего друга. Неторопливо чавкая постиранными кроссовками, он зашел в заросли и встал под густой кроной пальмы, напоминающей зонтик.
– Вскоре мы привыкнем к этому ритуалу, – сказал он, поглядывая наверх, хотя там ничего не было видно, кроме грозди мохнатых кокосовых орехов, нависающих над нами и чем-то напоминающих вид быка снизу. – Это все равно что спуститься в бомбоубежище по сигналу тревоги… – Он подумал и добавил: – Неужели эти олухи на что-то надеяться?
Не успел он закончить фразу, как на фоне рокота вертолета вдруг раздалась частая пулеметная очередь. Мы одновременно встрепенулись. Влад только было раскрыл рот, как я закрыл его ладонью. Воздух снова задрожал от частых ударов пулемета. Ему вторили более тихие и отрывистые ружейные и пистолетные щелчки. Рокот вертолета то угасал, то нарастал опять, стрельба временами становилась вялой, а затем вдруг накатывала волной. Я не мог дать иного объяснения этим звукам, кроме одного: где-то рядом с нами, от силы в двух километрах, разгорелся настоящий бой.