Остров. Остаться людьми. Тетралогия
Шрифт:
Левше лишь оставалось дождаться момента, когда тот увлечется…
На очередном взмахе он поймал бойца Дебуа на противоходе и с силой впечатал кулак в переносицу. Это удар не для тех, кто ловит фортуну за фалды на первенстве Франции. Это удар, разящий неудачников. Металлический прут, описав полукруг, упал на жидкий кустарник и исчез из поля зрения.
Левша не видел прут. Он видел лишь злое, окровавленное лицо негодяя, который отбивал ему почки в номере отеля «Бристоль».
И рассудительный вышел из Левши так же, как вышел из громилы боксер. Последний уже почти потерял сознание от ударов, похожих на заводской молот, и шагал спиной вперед уже в глубоком нокауте. Упасть ему не давали лишь новые удары. Кровь, словно с кропила батюшки при освящении, слетала с его лица и, врезаясь в сухую пыль, превращалась в невидимые комки. Наконец наступил момент, когда все должно было закончиться.
Встав на колени над поверженным врагом, Левша отвел за плечо руку, собираясь обрушить ее в последний раз на его переносицу. Он знал, что за этим последует. Сломанные повдоль кости носа вонзятся в мозг, и грузное тело, зайдясь в агонии, через минуту затихнет.
Время шло, а он смотрел на хлюпающие кровью губы бандита. Оставалось нанести один-единственный удар, но… он не мог его сделать. Не боялся, что на плечах повиснет труп, нет. Ему просто не хотелось убивать. Тот, что пылал в нем ненавистью, уступил место рассудительному.
Отвернув лицо от кровавой маски, Левша сплюнул и, пошатываясь и отряхивая на ходу брюки, направился к машине. Он знал, что люди в джипе караулят каждое его движение. Он знал, что сейчас у него будут забирать тубус. Иначе Дебуа не Дебуа.
Шаги сзади он воспринял как должное. Приехали они втроем. Им показалось, что этого достаточно.
Накинув пиджак, Левша, стоя спиной к приближающемуся к нему с пистолетом на вытянутой руке крепышу в черной рубашке, заглаживал назад волосы.
– Сейчас ты отойдешь от машины и позволишь мне взять тубус…
– Конечно, – ответил Левша, наклоняясь и отряхивая брючины у самых туфель.
Крепыш потянулся за тубусом.
Выхватив из кобуры под штаниной крошечный «браунинг», Левша, не разгибаясь, нажал на спуск. Потом еще раз. Швырнув игрушку в яму, он одной рукой перехватил из руки падающего крепыша «беретту», а второй смахнул со щеток тубус.
– Сидеть не шевелясь! – прокричал он, стремительно приближаясь к машине. Когда до нее оставалось не более пяти метров, приказал громко, резко: – Открыли все двери, быстро!
В стороны откинулась дверца водителя и дверца пассажира. Значит, четверо, а не трое…
Прицелившись в правую половину стекла, Левша нажал на спуск. В стекле тотчас образовалось запыленное по окружности отверстие.
Зайдя со стороны пассажира, Левша, крича водителю: «Руки на руль, козел!», ухватил за шиворот брызжущего кровью из горла его приятеля и одним движением вышвырнул из машины.
– А теперь в Булонский лес, к Дебуа!
Они успели вовремя. Шарль, выйдя из-за руля черного «Мазерати», сел на капот и закурил. Он ждал хороших новостей. Джип приехал один, «Мерседеса» нет. Значит, его люди привезли тубус.
Отверстие в стекле он заметил не сразу. Но когда заметил, было поздно.
Он начал с тревогой вынимать руки из карманов, когда водитель с разбитым пистолетной рукояткой виском уже валился на руль.
– Мы пойдем погуляем с тобой по лесу, дружок…
Прихватив остолбеневшего Дебуа под руку, он повел его туда, где обычно за десять евро можно получить минет с резинкой, а за двадцать – без, – в Булонский лес.
Белые одежды Дебуа контрастировали с черным костюмом от Бриони Левши. На правом мизинце последнего играл бриллиант. Последний из подарков Мари…
– Прости, Филипп… Она говорила с тобой из моего дома…
Левша вскинул пистолет и стрелял до тех пор, пока затвор не откинуло назад.
Через минуту здесь будет полиция, смешные ажаны с фонариками и фуражками-таблетками начнут прочесывать лес. Протерев платком пистолет, Левша швырнул его на Дебуа.
Не успел он пройти и десятка шагов, как кто-то схватил его за плечо. Первым желанием было с разворота пробить в голову. Но он себя пересилил. Полиция ли, люди Дебуа – никто из них не стал бы хлопать его по плечу.
Перед ним стоял высокий мужчина средних лет. С короткой, похожей на военную, стрижкой, с легкой сединой и в таком безобразном виде, что Левша поморщился. Человека этого словно неделю валяли в грязи – мятые, потерявшие цвет светлые брюки, рваная, в пыли, рубашка… И взгляд этот – изумленный, испуганный… Да мало ли русских бродяг гуляют по окрестностям Парижа. И он угостил русского сигаретой…
*
Левша почувствовал, как тело его ударило током. Его подбросило, и он пришел в себя. Он чувствовал в себе чужие руки, они ковырялись в нем так, как ковыряются руки вычищающей курицу хозяйки. А потом наступил покой…
– Пусть спит, – сказал Нидо.
Шагнув назад, рассчитывая сесть на койку, он опустился мимо, рухнул на пол и застонал. Донован схватил его за руку, ища пульс, и запрокинул голову хилера, пытаясь посмотреть зрачки.
Но ему в лицо смотрели белки Филиппинца. Огромные, размером с глазные яблоки – белки…
Глава девятнадцатая
Макаров смотрел на небо. Он наблюдал за солнцем уже вторые сутки кряду и никак не мог понять, почему его движение по небосводу столь легкомысленно для западного полушария. Поднявшись в зенит, светило опускалось к океану почти вертикально. Причем длина суток для этой части Атлантического океана была короче, чем положено в это время года. Оставшись в очередной раз со своей загадкой в противоречиях, Макаров повернул голову. Туда, где стал подавать признаки жизни Лис. Сидящий поодаль Артур держал на коленях автомат и ковырялся веточкой в зубах. Немыслимое это удовольствие – после недели фруктовой диеты вдруг наесться до отвала жареного мяса.
– Наш друг подает признаки жизни, – сообщил Артур, отбрасывая зубочистку. – Мне очень хочется задать ему пару вопросов.
Открыв глаза, Лис стал озираться так, словно после недельной пьянки проснулся в зоопарке.
– Доброе утро, приятель, – приветствовал его Макаров. – Как самочувствие?
Лис потрогал распухшую челюсть. Дотянулся до костра и взял палочку с мясом.
– Прибить бы тебя, гада, а не кормить… – процедил Артур.
– Лис, сейчас ты подробно, без истерики, без этих вот своих «идите вы все на эсминец» расскажешь, зачем ты хотел убить Катю. От этого зависит, возьмем мы тебя с собой или нет.