ОСТРОВ. Вас защищает Таймыр
Шрифт:
Всех этих тонкостей шеф не знал, и отнюдь не горел желанием узнать досконально – чем меньше знаешь лишнего, тем сбалансированней количество железа в твоем организме…
Но он совершенно точно знал, что Китай, традиционно ведущий свою, мало понятную (до поры, до времени) другим политику, имел какой-то особый интерес к этим пиратским операциям. Знал, что одна из лодок, работающая на севере Тихого океана, после удачной миссии доставила часть груза сюда, и отлично знал, что это за груз. Это была уже его зона ответственности.
Знал он и то, что непрошеные гости оказались, одновременно, и непрошеными свидетелями, так некстати увидев как саму подводную лодку, так и строящийся для отдыха и смены экипажей
Вскоре на горизонте появилась тонкая колеблющаяся серая линия. Когда они подлетели ближе, она приняла форму острова. Аксель отжал штурвал от себя, и нос самолета опустился. Стрелка альтиметра стала медленно, интервалами в сто футов, двигаться с восьми до четырех тысяч футов. На высоте трех тысяч футов они пролетели над искомым островом. Малами гостеприимно раскинулся внизу, приглашая на свой берег всех, желающих пафосной тропической красоты. Правда, экипаж самолета давно ее не замечал. Все, как везде… Тут ничего так и не изменилось со времени их последнего визита. Хорошо знакомая обоим неровная лагуна, изгиб бухты и густая лента зеленого массива. Грунтовая «взлетка», белого цвета хибары и дорога к лагуне…
И две оранжевые бочки, мерно раскачивающиеся прямо на бирюзовой воде – начало водной посадочной полосы.
Там и сели.
Вокруг стояла пьянящая тишина.
Лишь какие-то лесные шорохи в глубине острова да шепот набегающих волн. Спокойствие и умиротворение; нет ничего – ни былой неопределенности, ни рефлексивных желаний куда-то бежать и что-то делать. Невероятное спокойствие и тишь.
Сергей Майер в ней полужил, полуспал. Его сознание если и сканировало действительность, то где-то далеко «над»… А бренное тело покоилось на теплом песке без всякого движения. Скоро вечер с неизменными романтическими атрибутами – розовым закатом на море, усталыми чайками, белым прибоем у рифовой полосы вдали. Облака, подсвеченные заходящим солнцем, постепенно станут прозрачно-красными. Потом розовый цвет сменится на красный, становящийся все темнее и темнее, пока весь пейзаж не станет абсолютно киношным, «фотовыставочным».
Они лежали на полосе пляжа, наблюдая как волны, лёгкие и неторопливые, трудолюбиво стирают начертанное ими же ранее.
– Счастье – это когда ты лежишь на песке островного пляжа, а перед тобой, прямо на уровне твоих глаз ракушки и бегающие крабы, и этот уходящий в даль бесконечный песчаный пляж, и синее небо, и огромный мир за горизонтом, – мечтательно произнесла Ви, соблазнительно потягиваясь всем телом и стараясь при этом не коснуться бедрами горячего белого песка.
Но песок все равно прилипал, здесь от него спрятаться было решительно невозможно, и тогда Майер с удовольствием и, в то же время, с какой-то праздной ленцой, шершавой ладонью снимал беловатый налет мелкого абразива с ее бархатистой кожи.
С мыслью своей подруги Сергей внутренне соглашался. И в России тоже самое… Давно известно, настоящий отдых есть только «когда ты лежишь на пляже».
– А еще хорошо, когда сразу три ощущения мешаются в кучу, – добавил он, удалым взмахом отправив наверх лезущие на глаза уже совсем выгоревшие волосы, – спинку солнце припекает, пузо белый песок щекочет, а пятки морской прибой облизывает. Душевно! Можно еще и пивка холодного добавить сверху, лучше с воблой или креветками, на худой конец. Так и жить, пока не опухнешь от безделья.
Он перевернулся на живот, умащиваясь в песке поудобней.
– Кстати. Может, нырнем для физкультуры? Акулят жопками погоняем… – дерзновенно предложил он.
Последнюю сложную идиому на русском она, естественно, не поняла и вместо ответа на столь заманчивое предложение сказала, повернув голову к собеседнику и стараясь прятать глаза от уже начинающего садиться солнца:
– Знаешь, Серж, мне все это шикарное окружение поочередно напоминает финал то ли какого-то боевика, то ли женской мыльной оперы. Нелепая грусть, предчувствие расставания, неясная самооценка… Непонятная судьба героев после всего случившегося. Они устали, идут по пляжу, взявшись за руки навстречу белопарусной яхте стоимостью в десять миллионов… И декорации исключительно голливудские. Райские тут звуки, но слишком сладкие. И даже краски ненастоящие, вызывающие.
– Это есть, – почти бодро согласился он, – я этот природный пафос для себя определил как «дурная экзотика». Поначалу кажется, что такая жизнь затягивает, засасывает в свое безделье. Но потом… В общем, надо собираться домой; на родной мой Таймыр хочу, на озера. Соскучился я. Не наше это, не это есть «бремя белого человека».
– Боже, Серж, ты меня пугаешь! Не расист ли ты? – она легонько хлопнула его по плечу, сбив полотенце, накинутое им для запоздалой защиты от ожогов.
– Да причем тут это, – лениво отмахнулся Майер, – просто, не наша здесь аура… Не под этим солнцем, да и солнце это не для нас.
– А для кого? – хитро прищурилась она.
– Ну не знаю… Для путешествующих пенсионеров. Для организованных в стаи туристов. Еще – для бандитов, для притонов, – пожал плечами Сержант.
– Еще и для экологов, для дайверов,- подсказала Ви.
– Годится. – Сергей подумал и добавил, – А еще для спасателей… Нюанс в том, что здесь, как мне кажется, нет, и не может быть активной созидательной деятельности. Трудоголикам тут делать нечего. На таких островах все сущее – лишь для разврата души и тела. Именно поэтому в подобных уголках никогда не будет центров цивилизации. Здесь кровь густеет от безделья…
– А что тут будет? – поинтересовалась девушка.
– Отстойник для пикников. И только, – рассмеялся Сержант.
Вообще, ассоциации в голову лезли самые неожиданные. Такое вынужденное безделье, праздное времяпрепровождение после напряженных дней поисков, сомнений, терзаний и томительного ожидания момента выхода на связь с материком навевало воспоминания о былых беззаботных отпусках. Особенно о том памятном, проведенном вместе с Фаридой в предосенней Евпатории… И советы неизвестного гунявого голоса из репродукторов пляжной радиосети: «Не ходите по пляжу и не лежите на песке в мокром купальнике, а сразу наденьте сухое белье, чтобы не допустить заболевания тазовых органов».
Жаль, так и не склеилось у них с Фаридой общность душ. Вот уж, нашла коса на камень…
Зато свободен. Пока.
Потом из дальней юношеской памяти Сергея Майера всплыла еще одна ассоциация – песенка из незабвенных фондов диковинного творчества Александра Лаэртского:
На пляже лежат пионеры,Октябpёнки лежат на пляже,Комсомольцы и члены партийныеНа песке золотистом греются.Из огромного репродуктораГолоса разливаются детские,И повсюду цветут одуванчики,И мелькают галстуки красные.Только вдруг у входа центральногоПоявилась компания мрачная:В черных куртках, с цепями и серьгами,Анашой воняя вульгарнейше.Потоптали все одуванчики,Покорежили все репродукторы,Разогнали все галстуки красныеИ расселись на всем побережии…