Остров
Шрифт:
Его возбуждение упало, и он спокойно сказал:
— Я согласен.
Все трое разом посмотрели на него. Они легко вздохнули, — но в их взглядах не было удивления. Они не сомневались, что он согласится. Парсел вдруг почувствовал горечь к отвращение. Они знали его! Знали, чего можно от него ждать, и тем не менее затеяли этот мерзкий суд! Они обвинили его, оклеветали, облили грязью!
— Я согласен, — повторил он, — но с одним условием! Я не ограничусь переговорами с таитянами о воде. Я постараюсь восстановить мир.
Масон бросил взгляд на Маклеода. Тот ухмыльнулся, и Мэсон пожал плечами.
— Ну что? — спросил Парсел.
— Как хотите, — ответил Мэсон.
Маклеод встал, повесил ружье через плечо, отворил дверь, и по комнате пролетел ветерок, прорвавшись сквозь раздвижную стену. Маклеод придержал дверь, пропуская двух других.
Наступила минута замешательства. Мэсон не знал, как ему уйти.
— Вот мы и уладили дело, — громко сказал он, ни на кого не глядя.
Он выпрямился, расправил плечи и двинулся к двери, за ним по пятам шел Смэдж, согнувшийся, жалкий, смехотворно маленький рядом с Мэсоном.
Проходя мимо Парсела, Мэсон резко остановился, как деревянный, круто повернул голову и быстро сказал:
— Весьма учтиво с вашей стороны, мистер Парсел.
Затем он вышел, а Смэдж все так же семенил за ним, прячась в его тени, опустив глаза и вытянув свой уродливый нос.
Маклеод по-прежнему держал дверь открытой и смотрел на Парсела.
— До свиданья, — сказал он, когда те двое вышли.
Но сам не уходил. Он стоял у двери, тощий, угловатый, уставившись на Парсела, и его лицо, похожее на череп, оживляла странная усмешка. Одной рукой он придерживал дверь, другой опирался на косяк и широко расставил ноги; его фигура, резко выделяясь на освещенном солнцем пороге, напоминала громадного, раскинувшего лапы паука.
Парсел подошел, чтобы придержать дверь и не дать ей захлопнуться, когда Маклеод отпустит руку.
— Желаю удачи, — проговорил Маклеод, натянуто усмехаясь, и добавил на шотландском диалекте: — Надеюсь еще с вами увидеться.
Впервые он обращался к Парселу по-шотландски. Парсел молча наклонил голову. Он подошел ближе и взялся за ручку двери. Он никогда не подходил к Маклеоду так близко и был почти испуган худобой его лица: это было лицо человека, долгие годы не евшего досыта.
Маклеод повернулся и перешагнул разом через две ступеньки.
— Желаю удачи, — повторил он, бросив на Парсела последний взгляд через плечо и дважды махнул перед своим лицом тощей как у скелета рукой.
— Сосуды здесь, — сказала Омаата.
Парсел затворил дверь и обернулся.
— А плоды? Ямс?
— Тоже.
Он ласково посмотрел на нее, улыбнулся и почувствовал, что за всем этим что-то кроется. Омаата не ответила на его улыбку. Вид у нее был суровый. Казалось, она не расположена говорить.
Вся группа вышла на Ист-авеню и свернула направо по Баньян-лейн. Омаата шла впереди, за ней Парсел, а у него по бокам — Ороа и Авапуи. Таиата, Тумата и Итиота замыкали шествие. Было очень жарко, и подъем оказался крайне утомительным.
Когда они дошли до середины второго плато, Омаата немного запыхалась. Парсел нагнал ее и пошел с ней рядом. Она повернула к нему голову и сказала тихо, суровым голосом:
— Иди позади меня.
Он колебался, но Ороа с силой схватила его за руку и заставила отступить.
— Э, Ороа, э! — сердито сказал Парсел.
Она наклонилась и шепнула ему на ухо:
— Омаата боится, как бы «те» не выстрелили в тебя.
Так вот почему они его эскортируют! «Те» не смогут выстрелить из боязни попасть в женщин.
— Омаата!
— Молчи! — бросила она, не оборачиваясь.
Она была права. Лишь он один вел себя неосторожно. Она шли уже с полчаса, и «болтуньи», замыкавшие шествие, не проронили ни слова. Их ноги не задели ни одного камешка. Даже дышать они старались неслышно.
Группа подошла к баньяну.
— Мы останемся здесь, — тихонько сказала Омаата. — «Те» сюда никогда не приходят. Но даже тут надо быть настороже.
Со времени дележа женщин таитяне считали, что баньян приносит несчастье, и потому объявили его табу.
— Таиата, — скомандовала Омаата, — оставайся здесь и карауль.
Таиата состроила гримасу. Приказ Омааты лишал ее возможности участвовать в предстоящей беседе. Однако не возразив ни слова, она скользнула в траву; голова ее. тут же вынырнула и слилась со стволом. Удивительно! Цвет ее кожи не отличался от цвета коры!
Омаата вошла под баньян. Прежде чем последовать за ней под его зеленые своды, Парсел вынул из кармана часы. Полдень.
Прошло всего четыре часа с той минуты, как он закрыл дверь хижины и случайно избежал пули Смэджа.
Под зелеными арками баньяна было темно. Омаата переходила из одной беседки в другую, не останавливаясь, и Парсел с трудом поспевал за ней. Только ее юбочка из коры светлым пятном выделялась в полумраке.
— Вот здесь, — сказала Омаата.
От лиственной стены отделилась чья-то тень и бросилась к Парселу. Он невольно отшатнулся и вытянул вперед руки. Но тень рассмеялась, проскользнула у него под руками и крепко обхватила его. Парсел почувствовал прикосновение выпуклого обнаженного живота.
— Адамо! О Адамо! Я боялась, что больше тебя не увижу!
Ивоа опустилась на колени и, потянув его за руку, усадила рядом с собой на мох.
— Ивоа, — сказал Парсел, взяв ее лицо в обе руки. — Как ты сюда попала? Откуда узнала, что я приду?
Она засмеялась, счастливая, что чувствует прикосновение его рук.
— Отвечай, Ивоа!
Она засмеялась еще громче. Вечные вопросы! Все ему надо знать! Она опустила голову на плечо Парсела.
— Когда я увидела трех перитани с ружьями в нашем доме, я сказала: ауэ, ауэ! Я не смогу убить всех троих!