Остров
Шрифт:
Прежняя веселость лишь на миг осветила их черты, когда Итиа серьезно заявила, что Тетаити уже тридцать лет и такой старик вполне может умереть до отъезда Адамо.
И еще один небольшой инцидент внес некоторую разрядку. Всех ваине особенно волновали два вопроса: убил бы Тетаити Адамо, если бы Адамо отказался уехать? И был ли Адамо прав, согласившись покинуть остров? Дискуссия уже подходила к концу, когда Ороа вдруг принялась кричать на Ваа: если она ответила «да» на первый вопрос, то глупо с ее стороны говорить «нет» на второй. В самом деле, раз Адамо уверен, что будет убит, если не согласится уехать, то какой смысл ему говорить нет» ? Этот довод, однако, не произвел на Ваа никакого впечатления — она отказалась признать связь между двумя этими вопросами. Тут взбешенная Ороа с горящими глазами и трепещущими ноздрями схватила ее за плечи и принялась так отчаянно трясти, что Омаата закричала: «Ауэ! Ваа беременна!» Тогда Ваа вдруг пожалела себя и заплакала, а Ороа попросила у нее прощения, обняла ее и принялась утешать. После этого снова наступило молчание, еще более тяжкое и Мрачное, чем раньше. Вскоре Омаата, поднявшись с места, заявила, что пора заняться неотложными делами, а именно: назначить дежурных водоносов и ловцов рыбы.
Они пережили тяжелую минуту, когда стали пересчитывать людей, чтобы выбрать водоносов. Восемь месяцев назад с большой пироги высадилось двадцать семь путешественников. За последние три дня четырнадцать из них умерли насильственной смертью: восемь перитани, пять таитян и одна таитянка. Следовательно, на острове осталось всего тринадцать жителей: один перитани, один таитянин и одиннадцать ваине.
Было решено, что Ваа и Ивоа будут освобождены от хождения за водой. А также Тетаити, который не согласится выходить из «па», и Адамо, ибо, по единогласному мнению, это унизило бы его перед Тетаити. Таким образом, водяная повинность падала на одну команду из восьми женщин, которым придется ходить за водой через день. Хотя такая перспектива никого не порадовала, однако это решение было принято с полным единодушием, и никто не проронил ни одной жалобы. Тетаити нельзя было назначить и на рыбную ловлю, поэтому из тех же соображений престижа от нее был отстранен и Адамо, и это дело было поручено Ороа, которую Маклеод научил удить рыбу по способу перитани, а она должна была передать свой опыт по очереди другим ваине, сама выбирая себе помощниц.
Решение вопроса о жилищах сопровождалось множеством мелких маневров, и притом столь незаметных, что Парсел напрягал все свое внимание, чтобы уследить за ними. Омаата поставила вопрос ребром: будут ли женщины по-прежнему жить в одиночестве, каждая в своем доме, или поселятся по двое и даже по трое? Тут все стали переглядываться: казалось, ни одна женщина не была расположена высказаться прямо по этому чисто теоретическому вопросу. Наконец слово взяла Итиа и сказала: что касается ее, то у нее вообще нет дома, и потому она может либо жить в доме бедной Амуреи, либо, если кто-нибудь захочет, поселиться вдвоем. Было это сказано с примерной скромностью, с опущенными глазами, из чего можно было заключить, что манеры Итии заметно исправились. В ответ последовало довольно продолжительное молчание и живой обмен взглядами и кивками, смысл коих целиком ускользнул от Парсела. Затем Омаата сказала: если Итиа не боится, что она ее раздавит, когда станет ворочаться в постели, то Омаата будет рада разделить с ней ложе. Потом Ороа, все еще полная раскаяния, сказала, что с удовольствием позаботится о Ваа, либо у себя дома, либо у Ваа. «У меня», — тотчас отрезала Ваа, ясно давая понять, что дом Ороа, несмотря на многочисленные шкафы и полки, был значительно хуже ее собственного. Снова наступила небольшая пауза, новый обмен взглядами, после чего Авапуи заявила, что она, «конечно», хотела бы принять к себе Итиоту. Это «конечно» было, по-видимому, понятно всем, кроме Парсела. Но тут женщины переглянулись с легким смущением: оказалось, что Тумата осталась в одиночестве. По причинам, неясным для Парсела, ни Омаата, ни Авапуи, видимо, не могли принять третью сожительницу. Прошло некоторое время, пока Ороа, обнимавшая Ваа, сообразила, что ей следует пригласить Тумату. И она тотчас сделала это с милой любезностью. Но все чуть было не расстроилось, когда Ваа заявила, что ее дом слишком мал для троих. Ороа была так возмущена этим замечанием, что, выпустив талию Ваа, схватила ее за плечи с явным намерением хорошенько встряхнуть. Но тут вступилась Омаата. Несколькими словами она восстановила порядок: пусть Тумата живет у Ороа, а Ваа проводит дни у себя, но приходит к ним ночевать.
Было также решено готовить на всех в общей кухне и топить общую печь на базарной площади. Парсел едва успел подумать, будут ли женщины снабжать пищей Тетаити, как тотчас получил косвенный ответ на этот вопрос. Женщины выбрали Итиоту, чтобы носить еду «тем» в «па» (так тактично теперь называли они Тетаити и его жен). Парсел был восхищен принятым решением. Это было не только великодушно, но и весьма остроумно. Такой ход мог быть одновременно и уступкой и разведкой.
Парсел ни разу не вмешивался в обсуждение, он чувствовал, что его участия и не ждали. Было ясно, что на острове установился матриархат и что женщины без шума и споров взяли в свои руки бразды правления. Все решалось быстро и разумно, без лишних слов и ненужных трений.
Омаата подала знак расходиться. Когда женщины вышли. Парсел задержал ее на пороге. Другие ваине ушли не оборачиваясь.
— Омаата, — сказал он, понижая голос. — Я хотел бы повидаться с Ивоа.
Омаата смотрела в чащу перед собой и молчала.
— Слышишь? — нетерпеливо спросил Парсел.
— Слышу, — ответила она, подымая на него свои большие глаза.
Во время собрания у нее было оживленное лицо. Но теперь казалось, будто в нем что-то угасло, и взгляд ее померк.
— Ну так как же?
— Человек, я знаю, о чем ты попросишь Ивоа. Она не согласится.
— Передай ей, что я хочу ее видеть.
— Она не захочет.
— Не захочет? — повторил Парсел с недоверчивым и обиженным видом.
— Нет, — бесстрастно ответила Омаата. — Зачем ей тебя видеть? Чтобы отказаться сделать то, что ты просишь?
— То, что я прошу, разумно.
— Нет, — сказала Омаата, покачав головой и устремив вперед грустный взгляд, как будто он мог пробиться сквозь чащу и проникнуть в сердце Тетаити. — Нет. Не сейчас. Быть может, позже, — продолжала она.
— Мое дело судить, когда ей надо вернуться, — твердо сказал Парсел.
С улыбкой она наклонилась к нему.
— О мой петушок, кто лучше знает таитян: ты или мы?
— Я дал обещание Тетаити, — сказал Парсел.
— Ауэ, — ответила Омаата, пожав могучими плечами, — он узнает, что Ивоа сама не захотела прийти.
— Как он узнает?
— Я скажу об этом в присутствии женщин.
Парсел в недоумении вскинул глаза.
— Неужели ты думаешь, Омаата, что одна из женщин… Не может быть! Ведь он никогда не выходит из «па».
Омаата чуть улыбнулась.
— Ему и незачем выходить.
— Итиота?
— Нет, нет. Итиота будет носить ему пищу. И это все. Ауэ, она молчалива как тунец! Вот почему я ее и выбрала.
Некоторое время Парсел молчал и вдруг вспомнил: «Будка позади калитки. Это не только сторожевой пост, это приемная. Посетительница сможет видеть Тетаити, но не увидит голов. Честь будет спасена…»
Он положил руку на мощное плечо Омааты.
— Так вот для чего ты предложила, чтобы женщины спали по двое в каждом доме?
— И даже по трое, — сказала Омаата.
Теперь ясно. Она намекала на троицу с Ист-авеню: Тумату, Ороа и Ваа. А точнее — на Ороа. Ороа, которая «еще при Скелете и даже при Уилли…» Итии можно доверять, она хорошо осведомлена. Он сказал вслух:
— Ороа?
— Я пришлю тебе Итию, мой мальчик, — сказала Омаата. — Сегодня еду тебе принесет Итиа.
Она повернулась и ушла. Не удивительно, что она не ответила на его последний вопрос, даже странно, что она так много ему сказала. Быть может, она хотела его предостеречь, намекнуть, что не все женщины вполне надежны…
После еды Парсел лег отдохнуть. Проснувшись, он увидел, что Итии нет. Взвалив на плечо несколько досок, он взял свои инструменты и отправился в залив Блоссом. Но не прошел и пятнадцати метров по Ист-авеню, как его догнали Омаата, Итиота и Авапуи. «Должно быть, они караулили меня, — подумал он, — мой дом надежно охраняется». Ваине взяли у него доски, хотели отобрать и инструменты, но он воспротивился. Клифлейн тянулась вдоль «па» на протяжении двадцати метров, и Парсел заметил, что все время, пока они шли вблизи «па», женщины держались между ним и забором.