Остров
Шрифт:
— Шестеро, — ответил Парсел. — И вот как их зовут: Меани, Тетаити, Меоро, Кори, Тими и Оху.
— Вы их знаете?
— Хорошо знаю только Меани и Тетаити. Остальных хуже.
Во всяком случае, все они богатырского сложения, и помощь их будет нам весьма, полезна.
— Шестеро таитян, — озабоченно проговорил Мэсон, наклонив свой квадратный череп. — Их шестеро да наших семеро, итого тринадцать. Маловато, чтобы вести «Блоссом».
— Я еще не исчерпал списка, — сказал Парсел, — есть еще двенадцать женщин, а таитянок совсем не трудно обучить морскому делу.
— Женщины! — крикнул Мэсон. — Женщины на корабле!
Он вскочил так порывисто, что стянул со стола карту и расплескал ром. Весь багровый, плотно стиснув губы, он стоял, растерянно моргая, не находя слов. Потом сделал движение в сторону Парсела, словно собираясь броситься на него, угрожающе сбычился и завопил:
— Ни за что! Слышите, мистер Парсел, ни за что!
Наступило молчание. Парсел нагнулся, поднял двумя пальцами с полу карту и протянул ее капитану.
— Боюсь, что у нас нет выбора, — кротко, проговорил он. Таитяне без женщин не поедут. Да и наши люди тоже. Они боятся, что обнаруженный вами остров окажется необитаемым…
— Женщины на корабле, мистер Парсел! Нет, вы представляете себе, что это такое? — повторил Мэсон, и его серо-голубые глазки чуть не вылезли из орбит, такой чудовищной показалась ему эта перспектива.
— Откровенно говоря, и обстоятельства не совсем обычные, заметил Парсел.
— Но женщины на корабле! — снова повторил Мэсон и от негодования забылся до такой степени, что на манер таитян даже воздел руки к небу.
Парсел выждал несколько секунд.
— Боюсь, что вам не удастся им отказать, — наконец произнес он. — Таитяне не захотят поехать. А матросы способны захватить корабль, высадить нас с вами на берег и отправиться в плавание без нас.
— И они сядут на риф, — презрительно бросил Мэсон.
Возможно, но мы-то с вами останемся сидеть в Таити на песке…
Мэсон опустился на стул, разложил перед собой карту и сказал, не подымая глаз:
— А сколько их?
— Двенадцать, — ответил Парсел, тоже садясь. — Вот их имена.
— Имена меня не интересуют, — взорвался Мэсон и махнул правой рукой, как бы отметая от себя всех женщин мира.
Опять воцарилось молчание, потом Мэсон проговорил уже более спокойным тоном:
— Придется поместить их отдельно от мужчин.
Парсел прищурился. Эта мера предосторожности показалась ему смехотворной.
— Конечно, — произнес он равнодушным тоном, — я помещу их отдельно.
Мэсон залпом осушил стакан рома и поставил его на стол; очевидно, он уже примирился с неизбежным.
— Возьмите на себя все хлопоты, связанные с ними, — проговорил он,
— я не желаю слышать об этих женщинах.
— Есть, капитан.
Парсел положил список в карман, но продолжал сидеть.
— С вашего разрешения, — начал он, — я хочу сказать вам еще кое-что.
И добавил:
— О том, что меня беспокоит.
— Говорите, — буркнул Мэсон, подозрительно глядя на своего помощника.
«Он уже насторожился», — подумал Парсел и проговорил:
— Если обнаруженный вами остров необитаем, встает неразрешимый вопрос: наша колония насчитывает девять британцев и шесть таитян. Итого пятнадцать мужчин. А женщин всего двенадцать.
— Ну и что же? — сухо бросил Мэсон.
— Трое мужчин останутся без женщин.
— Ну и что же? — повторил Мэсон.
— Боюсь, как бы это не создало весьма опасной ситуации. Итак, я вам предлагаю или отчислить трех таитян…
— Это немыслимо, — все так же сухо произнес Мэсон.
— Или взять с собой еще трех таитянок…
Эти слова произвели на Мэсона неожиданное для Парсела действие. Капитан молча взглянул на него, потом замигал, руки его затряслись, лицо побагровело от ярости.
— Ни за что! — рявкнул он, подымаясь во весь рост. — Как вам не стыдно, мистер Парсел, делать мне подобные предложения. И так у нас слишком много женщин! Они меня ни с какой стороны не интересуют! — добавил он, подымая руку, словно принося торжественную клятву. — Не желаю даже говорить о них. Если я избрал карьеру моряка, то в надежде, что хоть на борту… — Не докончив фразы, он снова загремел: — Мистер Парсел, вы отлично знаете, что если бы речь шла даже о моих личных удобствах, я бы все равно ни одной женщины на корабль не взял! А вы стоите тут передо мной и хладнокровно предлагаете… Мистер Парсел! Я знал в жизни лишь одну порядочную женщину… мою собственную сестру. А все прочие лишь… все прочие лишь… Что касается меня, — добавил он, очевидно отказавшись от более точной характеристики представительниц ненавистного ему пола, — я не заинтересован в том, чтобы оставлять после себя потомство… Двенадцать женщин! — завопил он в новом приступе ярости. — Двенадцать! На борту моего судна! Двенадцать полуголых тварей, которые с утра до вечера будут щебетать и стрекотать на капитанском мостике, — добавил он, с омерзением скривив губы, как будто таитянки в его глазах были чем-то вроде попугаев или чаек. — Так знайте, мистер Парсел, и сообщите от моего имени экипажу, что я предпочту остаться на Таити и уж лучше собственной рукой надену себе петлю на шею, чем соглашусь принять на борт «Блоссома» хоть одну женщину сверх вашего списка!
Он с трудом перевел дыхание и проговорил более спокойным тоном, желая прекратить дальнейшую дискуссию:
— Вопрос исчерпан, мистер Парсел!
Парсел холодно откланялся и, дрожа от бешенства, вышел из каюты. «Какое безумие! Какая неслыханная глупость! Мэсон больше заботится о потомстве своих коз и своих свиней, чем о том, чтобы найти пару каждому будущему колонисту. Какое идиотское упрямство, — подумал он в новом приступе гнева. — Не все ли ему равно взять пятнадцать или двенадцать женщин!»
Напрасно Мэсон так пренебрежительно отзывался о таитянках, они этого ничуть не заслуживали, хотя бы потому, что славились своей физической силой и сноровкой. Почти так же быстро, как мужчины, они научились управляться со снастями, отдавать рифы и крепить паруса. Не прошло и недели, как «Блоссом» отвалил от Таити, и женщины за это время успели стать вполне сносными матросами. Любопытно было смотреть, как по команде Парсела они карабкались по вантам, взбирались на головокружительную высоту, на самую верхушку мачт, и все это со смехом, песнями, пронзительными возгласами.
На девятый день плавания «Блоссом» попал в полосу бурь, и Мэсон приказал лечь в дрейф. Парсел послал матросов на мачты и реи. Видя опасность, они поспешно бросились выполнять команду, хотя всю неделю, пока длилось плавание, не особенно усердствовали. Зато все таитяне, за исключением Меани и Тетаити, не двинулись с места. Возможно, будь они на своих собственных пирогах, буря не так бы их напугала. Но килевая качка, грозные удары волн о борт судна — все это привело их в трепет. Сбившись в кубрике, полуголые, замерзшие, измученные морской болезнью, они робко жались друг к другу, и лица их посерели от страха. Ничто не могло вывести их из этого состояния — они решили, что всему пришел конец.