Остров
Шрифт:
У одного окна стоял большой письменный стол, но ни компьютера, ни принадлежностей для письма на нем не было. Остальное пространство между окнами занимали высокие, до потолка, книжные шкафы. На первый взгляд, обыкновенная библиотека. Я заметил Хемингуэя, Лондона, Бунина. На стене висели такие же, как и в спальной, необычные часы.
– Надеюсь, мы создали для вас комфортные условия, чтобы вы могли все вспомнить, – сказала женщина.
– Вспомнить все? – усмехнулся я, вспомнив фильм со Шварценеггером.
– Все не обязательно, только то, что важно. Остальное вспомнится само собой.
– Понятно… А что важно?
Женщина опять улыбнулась.
– Это вы поймете сами. Когда вспомните. Вы, наверное, обратили внимание на эти часы? Они отмеряют время, выделенное для нашей процедуры.
– Процедуры? – мне стало неуютно. Подумалось о каких-то шприцах и клизмах.
– Именно так.
Я присмотрелся к часам. Циферблат был разделен не на двенадцать привычных равных частей, а на три. Причем, первая занимала большую часть, соответствующую шести часам или ровно половину. Окрашена она
– И что это значит?
– Все очень просто. Вы должны восстановить свои воспоминания пока стрелка находится на зеленом фоне. Если не удастся, у вас еще есть время на желтом поле. Если опять не удастся, то остается совсем маленький красный отрезок.
– А если и тогда не получится?
Женщина улыбнулась.
– Едва ли. Не волнуйтесь. Вы вспомните.
– А все же?
– Такого еще не случалось.
И опять легкое порхание ресниц-бабочек над большими миндалевидными глазами.
– Ну вот, кажется, и все. Но вы, вероятно, умираете от голода?
– Не очень, – сказал я,
– Тем не менее, внизу вас ждет завтрак. Обед у нас в полдень, ужин за час до заката.
Женщина нажала кнопку, и двери лифта раскрылись.
– В течение дня, если захотите перекусить, за барной стойкой есть холодильник.
Мы спустились на первый этаж. Возле окна появился, или я раньше его не заметил, небольшой стол, накрытый белой скатертью с узором виде математических формул и схем. На скатерти большое блюдо с фруктами, салатница с нарезанными овощами, хрустящие булочки со сливочным маслом и кофе.
– Приятного аппетита! Если что потребуется, звоните
– Как? – хотел было спросить я, но тут же заметил телефонную трубку, висящую на стене рядом с дверью.
– Завтра я навещу вас. А пока оставайтесь, отдыхаете.
Женщина одарила меня на прощание улыбкой и вышла, закрыв за собой дверь. По каменным плитам прошелестели ее шаги, и стало тихо. Только шум набегающих волн и пение неизвестных птиц, где-то в шуршащих на ветру вечнозеленых джунглях.
Последняя мысль про вечнозеленые джунгли мне показалась какой-то странной. Далекой, что ли. Это как думаешь о пальмах и море в начале серого января. Волны шумели, ветер шелестел, птицы перекликались. Но все это было как-то «не здесь».
Громко «тикнули» и начали идти висящие на стене трехцветные часы. Я присмотрелся к стрелке. Казалось, она стоит на месте.
Я открыл дверь и выглянул наружу. Да нет же! Все по-настоящему. Волны набегали на пляж, ветер шумел в кронах пальм, какие-то красно желтые птицы с ловкостью порхали с ветки на ветку. Может быть, так и выглядит настоящий отдых. Только, знать бы от чего? Чем я занимаюсь? Кто я?
Большой яркий шмель с жужжанием пролетел мимо, описал дугу и направился в сторону бассейна. Вот это правильно! Я не знаю, кто я. Я не знаю, где я. Но я знаю, что это чертовски хорошее место! И чем бы я не занимался, судя по всему, я заслужил хорошие выходные. Взгляд быстро нашел пульт от телевизора. Огромный экран выдал бесконечную бирюзовую гладь моря. Это мы уже видели за окном. На следующем канале под зажигательные латиноамериканские ритмы извивались загорелые красотки в бикини. На следующем пожилой господин у доски, исписанной формулами, пытался втолковать зрительской аудитории тонкости математических расчетов. Я остановился на концерте незнакомой чернокожей группы, самозабвенно играющей блюз. Сделал звук погромче.
С удовольствием позавтракал салатом из крупно нарезанных помидор, перцев и сладковатого лука. Кофе оказался восхитительным, а булочки с маслом просто волшебными! Все это прекрасно дополнил апельсиновый сок. Мысль о том, что делать с грязной посудой занимала меня не больше секунды. Наверное, этот вопрос как-то решается сам собой в этом совершенном и прекрасном мире! Я решительно подошел к сверкающему бару. «Джемисон»! Только «Джемисон»! Чудесная янтарная жидкость в квадратном стакане из толстого стекла. А где же лед? К черту лед! Разбавлять густой терпкий вкус талой водой – не лучший способ высказать уважение к старому доброму виски! Я сделал маленький глоток. Божественно! На экране телевизора блюзовая группа уже куда-то исчезла, вместо нее в бассейне плескались красотки в бикини, и негр в шубе в золотой цепочке и цилиндре читал рэп на невнятном английском. Отлично! У меня тоже есть бассейн! Я сделал звук еще громче, захватил с собой бутылку виски и стакан, и вышел из бунгало. Солнце поднялось уже высоко и палило нещадно. Однако, со стороны зеленой стены джунглей в сторону бунгало склонилось несколько пальм. Их тень падала как раз на бассейн. Я поставил бутылку и стакан на низкий столик у самого края бассейна, скинул майку и шорты, оказавшись в просторных темно-серых трусах с рисунком в виде математических формул (что за страсть к математике в этом заведении?) С удовольствием потянулся, чувствуя, как упруго в теле звенит каждая мышца. В бассейне отразился мускулистый загорелый человек средних лет. Общее впечатление портил большой шрам, пересекающий рельефные кубики пресса по вертикали. Выгляжу хорошо, несмотря на свои… Счастливый бег мыслей чуть замедлился. А сколько мне? Тридцать? Сорок? Серая пелена на мгновение закрыла глаза и тут же растаяла. Действительно, сколько? Солнечные блики на воде стали вдруг раздражающе резать глаза. Что-то похоже на воспоминания, словно обрывки ветхой ткани на ветру, затрепетали глубоко в сознании. Шум моря и джунглей отдалился. Вместо них всплыл странный жужжащий звук, словно где-то вдалеке уже знакомый большой шмель описывал круги над невидимыми цветами. Звук был едва слышным и продолжался не больше секунды, затем море и джунгли снова вернулись. Блики на воде снова стали мягкими и перестали резать глаза.
Что это было? Солнечный удар? Пора в воду! Подпрыгнув что было сил, я подтянул колени к груди и, подняв море брызг, "бомбочкой" обрушился в бассейн. Вода оказалась неожиданно теплой. Я проплыл у самого дна до противоположного бортика и вынырнул на поверхность. Красота! Когда я последний раз плавал в бассейне под пальмами? Не помню… Но удовольствие от этого не меньше. Набрав полные легкие воздуха, я оттолкнулся ногами от бортика и распластался на поверхности воды, раскинув руки в стороны. Солнечные лучи едва пробивались сквозь зелень пальм и приятно ласкали взгляд. Я закрыл глаза. Так как уши оказались под водой, привычные звуки стали практически не слышны. До меня доносился низкий гул, издаваемый, вероятно, насосами, качающими воду в бассейн, и легкий плеск от движения рук и ног. Как когда-то в детстве… Я так же лежал на воде, раскинув руки, и слушал шум перекатывающейся по дну гальки. Так же светило солнце, так же над головой качались зеленые листья. Только это была не пальма, а простая ива и было это не на тропическом морском берегу, и не в прозрачной воде бассейна… Вода была мутной от речного ила и отдавала болотным запахом. Смутно слышались мальчишеские голоса с берега, и один особенно громко отсчитывал: "Шестьдесят второй! Шестьдесят третий! Шестьдесят четвертый!" Это было… В каком году это было? Затем, я услышал такой же далекий женский голос: "Сенька! Иди домой! Пора обедать!" Мальчишка перестал считать, и его голос зазвенел в нагретом летним солнцем воздухе далекого прошлого: "Еще пять минут, мам!" Это было удивительное ощущение. С одной стороны я лежал, раскинув руки, на прозрачной глади бассейна под пальмами, а с другой стороны, ощущал запах ила забытой реки, слышал мальчишеские голоса: "Сенька, ты куда! Сенька, мы только до шестьдесят четвертого дошли!" И звонкий голос Сеньки: "Я быстро! Только пообедаю!"
Мальчишеские голоса отдалились и затихли. Перед глазами, играя преломлением солнечных лучей, по-прежнему трепетали длинные листья пальмы. Я закрыл глаза. И мне вдруг показалось, что я ощутил тонкий аромат домашнего куриного супа. Я даже увидел в своем воображении большую тарелку, наполненную парящим бульоном. "Сеня, кушай пока не остыло!" И тут же, легкий звук ложки, касающейся дна тарелки. Негромкий, но удивительно отчетливый и ясный звук. "Цок", "цок", "цок"… Металл ложки ритмично касался фарфора. Я открыл глаза и приподнял голову из воды. К постукиванию присоединился еще один звук. Теперь, это было не только «цоканье», но и царапанье. Словно кто-то сначала касался гладкой поверхности острым предметом, а затем коротко проводил по ней. Звук доносился со стороны дорожки, ведущей от океана к бунгало. Я подплыл к бортику бассейна. Постукивание и царапанье звучало где-то совсем рядом.
В первую секунду мне показалось, что это кусочек отколотой плитки движется по дорожке. Но потом я заметил, что у плитки по четыре тонких ножки с двух сторон, и две внушительные клешни. Краб медленно перебирал ножками, издавая те самые стучащие-царапающие звуки, и неторопливо полз по дорожке.
Я выбрался из бассейна и подошел поближе. Это был маленький краб светло-песочного цвета. Мое появление ничуть не испугало его. Крошечные глазки повернулись в сторону чужака, но ритмичное постукивание восьми ног не сбилось с ритма. Он равнодушно прополз мимо, чуть задержался, коснувшись лужицы, набежавшей с моих босых ног, пошевелил клешнями и двинулся дальше в сторону бунгало. Куда ты малыш? Ко мне в гости? Но, кажется, нет. Миновав по дорожке бассейн, краб свернул налево в обход моего жилища. Что ж, счастливого пути. Что-то твердое коснулось моей ступни. От неожиданности я дернул ногой и чуть не пнул еще одного краба. Этот был побольше размером и с панцирем темно-песочного цвета. Испугавшись моего резкого движения, краб угрожающе приподнялся на лапах и выставил темные клешни перед собой. Постоял, покачиваясь в таком положении несколько секунд, убедился, что я не собираюсь на него нападать и осторожно двинулся дальше. «Цок», «цок», «цок», – стучали лапки по плитке дорожки. «Цок», «цок», «цок»… – послышалось со стороны океана. Не может быть! Еще один краб двигался по дорожке из желтого кирпича. А за ним еще один, и еще. Песок по обеим сторонам дорожки шевелился и двигался. Треугольные тельца на длинных ножках, чуть покачивая приподнятыми клешнями, двигались от линии прибоя сплошным шевелящимся ковром. Крабы были самые разные. От совсем мелких с панцирями светло песчаного цвета, до черно коричневых гигантов с мохнатыми ногами и телами покрытыми мелкими ракушками и водорослями. Мне стало не по себе. Ища путь к отступлению, я обернулся к бунгало. Но к счастью, оказалось, что крабам было на меня наплевать. Их путь пролегал от океана, вдоль дорожки до бассейна, затем огибал бунгало и исчезал среди тропических зарослей. По дорожке они двигались только до определенной границы. Она начиналась где-то в полуметре от моих ног. Затем крабы сворачивали налево и бежали по песку дальше. Ради эксперимента я сделал небольшой шаг вперед, и незамедлительно граница «крабьего» потока отодвинулась на точно такое же расстояние. Один маленький краб вовремя не успел среагировать на перемещение границы и, оставшись вдруг в одиночестве, запаниковал, заметался и буквально впрыгнул в общий поток. Большой черный, поросший ракушками экземпляр, в жизни таких не видел, остановился у самой границы, пошевелил огромными клешнями, словно раздумывая стоит ли отхватить мне ногу или нет. Я невольно отступил назад. Граница сдвинулась, и краб, перебирая мохнатыми лапами пополз в обход, вслед за остальными.