Остров
Шрифт:
«Ум лезет во все, ум легче чем дым. Но он никогда не поймет – спим мы или не спим».
(Борис Гребенщиков)
Глава 1. Остров. Зеленый сектор. Начало первого периода
В полной темноте волны набегали на песчаный берег, перекатывая и шлифуя миллионы и миллионы бесконечных миров. Миллионы вселенских катаклизмов вспыхивали ослепительным пламенем и рассыпались искрами на лини морского прибоя. Я слышал легкое дыхание моря, ощущал запах соленой воды, чувствовал горячее прикосновение солнечных лучей. Темнота и солнце. Ничего удивительного. Так было всегда. Или нет? Где-то высоко закричала птица. Лицо ощутило легкое прикосновение бриза. Окружающую меня тьму прорезали вспышки красного света. Красное разрослось и заполнило собой весь мир.
Я открыл глаза. Было позднее утро или ранний
– Вы, наверное, хотите пить?
Я скорее ощутил, чем услышал сливающийся с шелестом набегающих волн женский голос.
– Да, – не задумываясь сказал я. И действительно понял, что хочу. Губы сделались сухими, в горле запершило.
За спиной что-то мелодично звякнуло, и с правой стороны подкатился небольшой столик, какие используют в отелях для доставки обедов в номера. На ослепительно сверкающем подносе стояло большое блюдо, доверху набитое идеально ровными кубиками льда. Рядом, большой стеклянный кувшин с ярко-оранжевым соком. Чуть дальше за ним, также во льду, запотевший от холода, несмотря на жару, пузатый графинчик с прозрачной жидкостью, и рядом с ним другой графинчик, на этот раз с содержимым, переливающимся всеми цветами янтаря.
– Можно воды, – осипшим голосом попросил я.
– Пожалуйста! – нежным звоном кубиков льда, ударяющихся о стекло, отозвался женский голос.
В поле моего зрения появилась тонкая рука с высоким запотевшим бокалом. Я, не отрываясь, выпил почти половину, несмотря на то что от ледяной воды заломило зубы.
– Вам легче?
– Да. Спасибо.
Мне действительно стало легче. Ослепительно белый песок уже не так резал глаза, зудящее ощущение в районе виска исчезло. Я медленно допил оставшуюся воду. Кусочек льда коснулся языка, оставив приятное онемение на самом кончике. Даже легкий бриз с моря теперь казался прохладным. Я чуть повернулся, поставил бокал на столик и наконец посмотрел на официантку. Это была молодая женщина очень красивая и очень, как бы это сказать, белокожая для палящего утреннего солнца. И она не была официанткой. Ее одежда скорее напоминала медицинскую униформу, правда чересчур открытую, но это было вполне естественно при такой жаре. Я приподнялся и, сделав небольшое усилие, повернулся, пытаясь выглянуть из-за спинки кресла, в котором сидел. Позади была все та же зеленая стена тропического леса. Небольшое бунгало уютно вписалось между двумя склонившимися пальмами у самой границы деревьев и песчаного пляжа. От бунгало к морю вела изгибающаяся дорожка, вымощенная крупной пористой плиткой. Границу дорожки отмечали выглядывающие из песка круглые фонарики, которые, судя по всему, светились ночью. Перед бунгало, слева от дорожки, был большой бассейн. Солнечные блики от него падали на темную стену бунгало и на пальмы. Просто рай.
В горле опять запершило.
– Простите, где я?
Женщина бросила в бокал новую порцию льда и наполнила его из кувшина янтарной жидкостью.
– Вы не помните?
– Нет.
– Не волнуйтесь.
Прохладный бокал снова оказался в моей руке. Я машинально поднес его к губам и сделал большой глоток. Горло опалило ледяным огнем. От неожиданности перехватило дыхание.
– «Джемисон», – сказала женщина. – Вы же предпочитаете «Джемисон»?
Я сделал большой вдох. Привкус виски на языке был терпким и неуместным для окружающей жары. Но по рукам и ногам пробежала тонизирующая волна жидкого огня. Я понял, что могу свободно двигаться, но облегчения это не принесло.
Я встал. В ноги впились миллионы мелких иголок. Кажется, я слишком долго сидел. Долго? Как долго? От быстрого подъема закружилась голова. Перед глазами поплыли темные пятна.
– Я болен?
– В некотором смысле, – ответила женщина. Ее глаза смотрели на меня внимательно, словно изучая. – Вы можете стоять?
– Да… Кажется, да.
– А идти?
Покалывание в ногах постепенно сошло на нет. Я сделал шаг вперед. Правая стопа погрузилась в песок вне пределов тени от голубого тента. Несмотря на раннее утро, песок оказался раскаленным от солнца. Я вскрикнул и заскакал на одной ноге, пытаясь стряхнуть горячие песчинки со стопы. Женщина засмеялась, и тут же прикрыла рот рукой.
– Извините… Сильно обожглись?
– Не очень. И уже почти прошло. И кажется… даже, взбодрило.
Действительно. Раскаленный песок произвел на организм действие электрического разряда. Никакого покалывания или онемения в ногах больше не ощущалось. Я встал на одну ногу, затем на другую, пружинисто подпрыгнул. Больничная кресло-каталка под голубым навесом теперь смотрелось совсем неуместно.
– Можно еще воды, а лучше колы?
– С «Джемисон»? – улыбнулась женщина.
Ее улыбка была настолько искренней, что я решил не отказываться.
– С «Джемисон», – подтвердил я.
Раз уж мне снится такой необыкновенный и такой реалистичный сон, почему же этим не воспользоваться! В том, что это сон я вдруг совершенно перестал сомневаться. Этот тропический рай на земле, эта красавица официантка (все-таки официантка, медработники едва ли предлагают пациентам выпить), эти бунгало! Кстати, нужно взглянуть, что это за бунгало!
Тем временем, женщина бросила в высокий бокал пару кубиков льда, плеснула янтарной жидкости и добавила шипучей колы. Ее очаровательная улыбка сделалась совсем неземной, когда она протянула бокал мне.
– Я вижу, вы решили, что это сон?
Ощущение безмятежности, охватившее меня за пару секунд до этого, дало трещину.
– С чего вы взяли, – улыбаясь сказал я, принимая бокал.
– Не из чего! – ее ресницы виновато порхнули, словно крылья бабочки. – Пойдемте, я покажу вам ваш номер.
Она изящно повернулась и грациозно двинулась по дорожке через пляж к бунгало. Ее упругий зад, обтянутый белой тканью, плавно покачивался в такт шагам.
Я сделал большой глоток из бокала и двинул следом. Онемение в ногах прошло окончательно. Плитка, которой была выложена дорожка к бунгало, оказалось совсем не горячей. Ее шершавая поверхность приятно щекотала босые ступни. А то, что я босой – это же вполне естественно на пляже… Так же, как и короткие темно-синие шорты с рисунком виде каких-то математических формул. Как и просторная белая футболка без рукавов. Скорее, даже не футболка, а пляжный вариант майки с принтом большого циферблата на груди. Ветер, постоянно дующий с моря, вдруг на секунду переменил свое направление, и до меня донесся густой вязкий запах тропических джунглей за бунгало. Я миновал едва слышно гудящей насосами бассейн. Он полумесяцем огибал бунгало слева от дорожки. Ближайшие острие месяца заканчивалось почти у входа, дальнее огибало бревенчатые стены и оказывалось почти у самых пальм. Женщина, тем временем, была уже у самого входа. Опять очаровательная улыбка и порхание ресниц бабочек.
– Добро пожаловать!
Грациозным движением она открыла дверь.
Снаружи бунгало выглядело грубоватым строением из толстых бревен и крышей из пальмовых листьев. Нечто подобное я ожидал увидеть и внутри. Ту же грубоватую естественность и натурализм. Но я ошибся. Конечно, общий стиль простоты жилища был сохранен, но лишь виде имитации. Планировка бунгало, на первый взгляд, состояла из одной большой комнаты. На окнах бамбуковые управляемые с пульта жалюзи, что моя сопровождающая тут же мне продемонстрировала. Жалюзи с шелестом опустились, и под потолком загорелись точечные светильники. В центре стояла большая кровать гостиничного типа, напротив, на бревенчатой стене висел телевизор диагональю, наверное, не меньше, чем семьдесят дюймов, рядом с ним большие круглые часы, в углу приятно поблескивала выпуклыми боками бутылок небольшая барная стойка. («Джемисон» в самом центре.) Справа от кровати, за прозрачный отъезжающей в сторону дверью, оказалась ванная комната, едва уступающая по размеру самому номеру. Она включала в себя большую сауну, бассейн и душевую кабину. Рядом с дверцей в ванную обнаружилась еще одна малозаметная дверца. Кто бы мог подумать. В бунгало был лифт на второй этаж. Женщина нажала кнопку «вверх» и через две секунды мы оказались в комнате с остроконечным потолком и широкими окнами. Снаружи окна прикрывали пальмовые листья, которыми была выслана крыша и, видимо поэтому, я их не заметил.