Остров
Шрифт:
Бакстер быстро наклонился и зашептал Мейнарду в лицо. Мейнард был так занят тем, чтобы не отворачиваться, – дыхание Бакстера отдавало кислятиной, – что в результате пропустил его слова мимо ушей. Но он кивнул, как будто бы все понял.
Глава 6
Кэтрин вышла, чтобы ударить в колокол, сзывавший на обед. Был прекрасный вечер, искристо-ясный, и дул легкий южный бриз, сдувавший насекомых. Она взглянула на небо, надеясь увидеть облака, но зря. Дождя не было уже две недели. Воды в цистерне оставалось мало, и всю воду, которую доставали ведрами, приходилось кипятить, потому что она имела зеленоватый оттенок и была полна бацилл.
В сухую погоду, однако, артрит тревожил ее гораздо меньше, и за это она была благодарна небу. Но, с другой стороны, чувствуя благодарность, она казалась себе эгоисткой, так как радовалась тому, что не устраивало других, – и потому она чувствовала себя виноватой. Она решила, что будет молиться усерднее.
Солнце коснулось горизонта и быстро опускалось, став похожим на большую тыкву. Она потянулась к веревке колокола, затем убрала руку, решив подождать еще несколько минут. Сегодня идеальная ночь для зеленого луча: горизонт представлял собой прямую линию, облаков не было. За прошедший год она дважды видела здесь зеленый луч, и оба раза в такие вечера, как сейчас. Из остальных никто его не видел, и она знала, что они считали это ее личным переживанием, откровением, предназначенным только для нее. Может, так оно и было, хотя она читала рассказы моряков об этой зеленой вспышке.
Солнце почти зашло. Кэтрин широко открыла глаза, чтобы не моргнуть невзначай – зеленая вспышка длилась меньше, чем моргание. Последний отблеск желтого света исчез, и затем – возникла и пропала – блистающая точка изумрудного цвета.
Затем небо потемнело, осталась только сине-черная мантия, утыканная звездами.
Кэтрин улыбнулась, стремясь истолковать зеленый луч как хорошее предзнаменование. Если погода не изменится, если груз будет стоящим, если мотор не сломается и капитан будет трезвым, через несколько дней придет пакетбот и заберет людей. Две недели она проведет в одиночестве, пока не приедет следующая группа. Ей некого будет слушать, некого учить, не для кого готовить. И снова у нее возникло чувство вины из-за таких мыслей.
Эта группа была хорошая, правда, приятные и более самостоятельные люди, чем большинство других. Но за месяц, проведенный в колючем кустарнике и шиповнике, с насекомыми, птицами и жарой, дети стали беспокойными и капризными. Молитва могла успокоить взрослых, но для детей этого было недостаточно.
Она ударила в колокол и повернулась, чтобы войти внутрь. Опустив глаза, она внезапно вскрикнула и отпрыгнула назад. На верхней ступеньке расположился скорпион, его загнутый хвост покачивался взад и вперед в поисках чего-либо, куда можно впрыснуть свой яд. Кэтрин бросила в насекомое горсть песка, и оно скрылось в кустах.
Ее передернуло. Никогда ей не привыкнуть к скорпионам, несмотря на то, что они тоже Божьи твари. Но они были отвратительными, уродливыми и непредсказуемыми насекомыми. Их укол был не просто болезненным, от него можно было слечь, а иногда – для аллергиков, для стариков или детей, – он мог оказаться смертельным. Двоих детей из этой группы укусил скорпион, и у одного из них, как оказалось, была аллергия. Если бы не фармакопия Кэтрин, ребенок мог бы и умереть.
Она увидела двоих детей, бегущих по берегу к зданию, но не стала дожидаться и вошла внутрь.
Все они были членами секты, отколовшейся от религиозной секты мистических фундаменталистов. Кто-то из них признавал полигамию, а кто-то – такие, как Кэтрин, – предпочитали одиночество и аскетизм. Они прибыли из Штатов и Великобритании. Это место (особенно для полигамных семей) было единственным безопасным убежищем. Они записывались за год и больше, и им бесплатно предоставлялась возможность месяц пожить в этом уюте.
Здание было построено двадцать пять лет назад, и оно все еще оставалось единственным строением на этих островах. Оно было сложено из бетонных блоков, в форме пятиконечной звезды, пятидесяти футов в диаметре. Один из лучей занимала постоянная заведующая хозяйством. Посредине луч был разделен на маленькую спальню и часовню. В каждом из других четырех лучей могла жить целая семья – четыре человека в роскоши, вшестером – с удобствами, а для десяти-двенадцати человек (бывало и столько) условия там были весьма малоприятные – душно, тесно, – что ускоряло наступление того момента, когда родители становятся раздражительными, а дети – невозможными.
С этой группой еще можно было справиться. Включая Кэтрин, в “звезде” жило двенадцать человек: две пары, каждая с двумя детьми, и женщина с близняшками.
Кэтрин была рада, что в этой группе не было практикующих многобрачие. Несмотря на свою набожность, они были трудными в общении людьми – очень чувствительны к каждой мелочи, легко обижались и делали из мухи слона; предложения принимались за критику, критика – за обвинения.
В центре “звезды” была большая круглая комната, разделенная посередине ратановым ковром. С одной стороны стояло полдюжины бамбуковых стульев, две керосиновых лампы и книжный шкаф, наполненный Библиями и другими религиозными изданиями. С другой стороны – кухня, где стоял стол, сделанный из дерева, которое прибило к берегу, и где был устроен огромный очаг. Единственным электрическим прибором в “звезде” был холодильник, питавшийся от генератора на бензине; он использовался для хранения лекарств и молока.
Три женщины стояли у стола, готовя похлебку из моллюсков. На бетонном полу сидели мужчины – это они добывали раковины, ныряя с деревянного ялика, – и с помощью топорика и ножей, доставали моллюсков из раковин, чистили и резали их, и передавали женщинам съедобные части.
Поодиночке в зал вошли дети.
К тому времени, когда похлебка была готова, комната освещалась только угольками в очаге. Один из мужчин зажег обе керосиновые лампы и поставил их на стол.
– Все здесь? – спросила Кэтрин, снимая с огня котлы с похлебкой.
Детский голос ответил:
– Джош и Мэри все еще на улице.
– Что они делают? – спросил мужчина.
– Они пошли искать яйца.
Одна из женщин твердо сказала:
– Они слышали колокол. Им известны правила.
– Еды у нас достаточно, – бодро сказала Кэтрин. – Им не придется ложиться спать голодными.
– Это бы им совсем не помешало.
Взявшись за руки вокруг стола, они прочли благодарственную молитву.
Они ели шумно, разгрызая похожих на резину моллюсков и обмакивая хлеб в похлебку.
Дверь открылась, на пороге появился мальчик, задыхавшийся от бега.
– Сюда плывет большая лодка! – выпалил он. Кэтрин застыла. К этому берегу суда не подходили, тем более ночью. Острые камни, отполированные волнами, торчали со дна в сотнях футов от берега, многие из них находились всего в нескольких дюймах от поверхности воды. Даже днем проплывать здесь было опасно, ночью же походило на самоубийство.
– И что? – спросил один из мужчин.
– Рыболов, я думаю, – сказал другой. Мать мальчика скомандовала: