Остров
Шрифт:
– Иди, садись.
Кэтрин обратилась к сидевшим за столом:
– Тихо! – Затем она повернулась к мальчику. – Она плывет мимо, Джошуа, или идет сюда?
– Сюда, мадам. Прямо в проход.
Мужчина сказал:
– Я посмотрю, – и встал.
– Сиди, – сказала Кэтрин. – Я сама посмотрю.
– Но мне нетрудно...
– Сиди, я говорю!
Мужчина сел, не став спорить.
Кэтрин подошла к мальчику и прошептала:
– Где Мэри?
– Мы собирали яйца. Она нашла птенца. Она сказала, что хочет найти
Кэтрин прошла мимо мальчика и вышла из здания. Она взглянула в сторону узкого прохода между скалами, заканчивавшегося бухтой не более двадцати ярдов шириной. Она заметила ялик, косо лежащий на песке.
Большая лодка находилась футах в двухстах от берега – грязный мазок на фоне черной воды – и медленно поворачивала к проходу в скалах.
Это, может быть, кто-то из местных, сказала себе Кэтрин, рыболов, захваченный в море встречным ветром. Или браконьер из Гаити, ищущий, где бы укрыться на ночь.
Но когда лодку осветила луна, все надежды пропали. Это была та самая лодка.
За прошедшие десять месяцев она стремилась – при помощи силы воли и веры – убедить себя, что этого не было в действительности, и что то, что произошло, на самом деле не происходило. Это было проверкой, гротескным кошмаром, созданным для того, чтобы испытать силу ее веры. И она почти в это уверовала. Теперь же только одна мысль билась в ее голове – неужели я так согрешила?
Она смотрела, как пирога повернулась, треугольный парус захлопал и опустился, коснулись воды весла...
Кэтрин подбежала к ближайшему углу “звезды”, тщетно пытаясь отыскать в темноте отсутствующего ребенка. Она не посмела звать его вслух.
Войдя, она захлопнула и заперла дверь.
Сердце ее стучало. Сделав несколько глубоких вдохов, она сказала, по возможности спокойно и твердо:
– Слушайте меня все. Вы должны в точности следовать моим указаниям. Для вопросов времени нет. Одно я могу сказать: тот, кто откажется повиноваться, тем самым даст понять Всевышнему: “Пришло время забрать меня из этой жизни”.
Она оттащила ратановый ковер, под ним была деревянная крышка люка, вровень с бетонным полом. Она подняла крышку. Вниз, в темноту, вела лестница.
– Все со стола туда, – сказала она. – Все.
Стол был убран быстро и молчаливо. Котлы, тарелки и чашки без особого шума падали на песчаное дно.
– Теперь... все вниз. Быстро. Не упадите. – Она помогла ребенку найти первую ступеньку лестницы. Один из мужчин раздраженно заметил:
– Я думаю, мы имеем право...
– Закрой рот! – оборвала Кэтрин. – Если не хочешь погибнуть, лезь туда.
– Где Мэри? – всхлипнула женщина.
– Она в зарослях. Когда спуститесь, молите Всемогущего Бога, чтобы она там и оставалась.
Когда они все спустились в подвал, Кэтрин опустилась на колени и обратилась к ним:
– Сидите тихо. Чтоб никто не кашлял и не чихал. Если будете молиться, молитесь молча. – Она захлопнула люк и передвинула ковер на место.
В последний раз она осмотрела стол, смахнув хлебные крошки и промокнув капли похлебки краем своего платья. Затем она отперла входную дверь и, сложив руки, встала на ратановом ковре, произнося молитву. На песке послышались шаги, затем песок заскрипел на бетонных ступенях. Дверь распахнулась.
Их было двое – черные силуэты на фоне звездного неба.
Она не видела их лиц, поэтому не могла быть уверена, те ли это, что приходили раньше. Ветерок подул в открытую дверь, донеся до нее их запах, и ее затрясло от воспоминаний.
Они ничего не говорили.
Как она и ожидала, как оно и было в прошлый раз, они уложили ее на стол и изнасиловали, каждый по разу. Они не стремились показаться грубыми. Ее слабое сопротивление было спокойно воспринято и легко преодолено. Нож, приставленный к ее горлу, был скорее формальностью, чем необходимостью. Она закрыла глаза, чтобы их не видеть, как можно дольше задерживая дыхание, чтобы не чувствовать их запах, и громко произносила про себя молитвы, чтобы не слышать их хрюканья.
Они вели себя вполне по-деловому – они были похожи на служащих, которые пришли снять показания ее электросчетчика – и когда они удовлетворились, помогли ей встать на ноги.
Кэтрин схватилась за край стола, скрывая злость, на грани обморока.
– Ртуть, – сказал один из них.
Она кивнула. В прошлый раз она не знала, что они имеют в виду, и тогда они – это, похоже, было для них обычным делом – стали ее пытать, одновременно пытаясь объяснить, что им надо. Острием ножа они сделали надрезы на внутренней поверхности ее бедер, и втирали в раны лимонный сок и перец, пока наконец, составив вместе отдельные слова и фразы, она их не поняла.
Она повела их к холодильнику. Бутылочки с лекарствами были упакованы по двенадцать в коробке. Она достала коробку пенициллина и два шприца.
– Оно испортится, если не держать на холоде, – сказала она. – Сколько у вас больных?
– Много.
– Возьмите все.
– Ром, – сказал другой.
– У меня нет рома.
Мужчина оттолкнул ее в сторону, полез в холодильник и вытащил четвертную бутылку изопропилового спирта.
– Не пейте это, – сказала Кэтрин. – Вы заболеете. Это для лечения больных ушей.
– Не слышу. У меня болят уши. – Мужчина громко рассмеялся. Он сорвал крышку, плеснул спиртом себе в ухо, затем сделал огромный глоток из бутылки. Его передернуло. Он закашлялся и отплевался. – О, благородный напиток! – Он заткнул бутылку и засунул себе в куртку.
– Теперь идите. – Кэтрин захлопнула дверь холодильника. Она услышала звук – слабый и неясный. Она не была уверена, откуда он идет – из подвала или снаружи.
– Ага. Спокойной ночи, леди, и да возлюбит тебя Бог.