Остров
Шрифт:
Уилл увидел длинную раздевалку с рядом душевых кабин и умывальников по одну сторону и со шкафчиками и навесным буфетом — по другую. Уилл сел и, пока его друзья мылились в душевых, продолжал беседу.
— Позволят ли, — спросил он, — необразованному чужаку принять пилюлю красоты и истины?
— В каком состоянии ваша печень? — в ответ на его вопрос поинтересовался доктор Роберт.
— В превосходном.
— По психическому складу вы слабо выраженный шизофреник. Итак, я не вижу противопоказаний.
— Значит, можно провести эксперимент?
— Когда вам будет угодно.
Он встал под душ и включил воду.
— Разве не предполагается, что вы интеллектуалы? — снова принялся расспрашивать Уилл, когда оба его спутника взялись за полотенца.
— Да, мы занимаемся умственным трудом, — согласился Виджайя.
— Тогда к чему эта изнуряющая работа на поле?
— По самой простой причине: сегодня утром у меня было много свободного времени.
— И у меня тоже, — сказал доктор Роберт.
— И потому вы оба вышли в поле и взялись подражать Толстому.
Виджайя рассмеялся:
— Вы вообразили, что мы делаем это из этических побуждений?
— А разве нет?
— Конечно, нет. У меня есть мускулы, и потому я даю им нагрузку; без физического труда я бы превратился в одержимого манией сидения угрюмца.
— У которого нет разницы между корой головного мозга и задницей, — добавил доктор Роберт. — И пусть даже кора останется корой: мозг будет пребывать в застойном, бессознательном отравлении. Вы, западные интеллектуалы, одержимы манией неподвижности. Вот почему большинство из вас столь омерзительно нездоровы. В былые времена и князья, и ростовщики, и метафизики — хоть сколько-нибудь должны были ходить пешком. Или трястись на лошади. Но сейчас все, от магната до машинистки, от логического позитивиста до позитивного мыслителя, проводят девяносто процентов времени на вспененной резине. Губчатые сиденья для рыхлых задниц — дома, на службе, в машине, в баре, в самолетах, поездах, автобусах. Ногам нет работы, отсутствует борьба с расстояниями, с земным притяжением, только лифты, самолеты и автомобили, вулканизированная резина и вечное сидение. Жизненная мощь, которую выказывает атлет, поигрывая обнаженными мускулами, обращается на внутренние органы и нервную систему и постепенно разрушает их.
— И вы ради терапии взялись за лопату?
— Это профилактика: в терапии нет необходимости. На Пале даже профессор, даже член правительства проводит два часа ежедневно с лопатой в руках.
— Исполняя свой долг?
— И доставляя себе удовольствие.
Уилл поморщился:
— Мне бы это не доставило удовольствия.
— Это потому, что вы не умеете правильно использовать свои умственные способности, — пояснил Виджайя, — Если бы вас научили работать с минимальным напряжением, но при максимальной осознанности, вы бы получили удовольствие даже от самого тяжелого физического труда.
— А у вас это, конечно, умеют даже дети.
— Да, их учат этому с самых первых шагов. Например, как удобнее всего застегивать пуговицы? — В подтверждение своих слов Виджайя принялся застегивать пуговицы рубашки, которую только что надел. — И голова, и тело должны быть в удобном положении. Дети должны почувствовать, что значит удобное положение, почувствовать давление пальцев на пуговицы, осознать мускульное напряжение. К четырнадцати годам они уже умеют осуществлять наилучшим образом всё, за что им приходится браться в процессе обучения. И тогда же они начинают работать. Полтора часа ручной работы в день.
— Назад к детскому труду!
— Или — долой детскую праздность! У вас подросткам не разрешается работать; и потому они выпускают пар, становясь правонарушителями, или сбрасывают его потихоньку! заболевая доморощенной манией сидения. А теперь пора идти, — добавил он. — Я вас провожу.
Едва они вошли, Муруган защелкнул портфель.
— Я готов, — сказал он и, покрепче прижав к груди тридцать тысяч пятьдесят восемь страниц Новейшего Завета, он выбрался из холодка лаборатории на солнце. Через несколько минут, скрючившись в допотопном джипе, все четверо уже катили по дороге, которая мимо лужайки с белым быком, мимо лотосового пруда и огромного каменного Будды, через ворота станционного комплекса вела к шоссе.
— Просим извинить нас за то, что не можем предоставить вам более удобного способа передвижения, — сказал Виджайя, пока они подпрыгивали и тряслись на ухабах.
Уилл похлопал по колену Муругана.
— Вот перед кем вам надо извиняться, — сказал он. — Вот чья душа жаждет «ягуаров» и «тандербердов».
— Боюсь, эта жажда так и останется неудовлетворенной, — отозвался с заднего сиденья доктор Роберт.
Муруган ничего не ответил, лишь улыбнулся презрительно, как бы в уверенности, что ему-то лучше знать.
— Мы не можем себе позволить импортировать игрушки, — продолжал доктор Роберт. — Только самое существенное.
— А именно?
— Скоро сами увидите.
Обогнув поворот, они увидели внизу соломенные крыши и раскидистые сады довольно обширного селения. Виджайя вырулил на обочину и выключил мотор.
— Перед вами Новый Ротамстед, — провозгласил он, — его также называют Мадалия. Рис, овощи, домашняя птица, фрукты. И, помимо того, две гончарные мастерские и мебельная фабрика, А вон там, взгляните, линия электропередачи.
Виджайя махнул рукой туда, где ряд металлических опор взбирался по склону за деревней, потом исчезал за грядой и появлялся вновь, поднимаясь со дна следующей долины к зеленому поясу лесистых гор и увенчанным облаками дальним вершинам:
— На импортное электрооборудование мы средств не жалеем. Но когда водопады уже обузданы и от них протянуты электромагистрали, остается еще один вопрос первоочередной важности.
Он указал пальцем на бетонное здание без окон, неожиданно выраставшее посреди деревянных домиков у самого въезда в деревню.
— Что это? — поинтересовался Уилл. — Огромная электродуховка?
— Нет, печи для обжига находятся на другом конце деревни. Это общественный холодильник.
— В прежние времена, — пояснил доктор Роберт, — мы теряли половину производимой нами скоропортящейся продукции. Теперь потери практически отсутствуют. Все, что мы выращиваем, мы выращиваем для себя, а не для окружающих нас бактерий.
— Теперь у вас есть чем питаться.
— Да, в достаточном количестве. Мы питаемся лучше, чем любая из стран в Азии, и еще экспортируем часть продукции. Ленин утверждал, будто коммунизм — это социалистический строй плюс электрификация страны. Наше уравнение выглядит несколько иначе. Электричество минус тяжелая индустрия плюс контроль над рождаемостью дают в сумме демократию и изобилие. Электричество плюс тяжелая индустрия минус контроль над рождаемостью — в результате нищета, тоталитаризм и войны.