Остров
Шрифт:
Лодку, к примеру. Я мысленно застонала. А что, если эти люди и впрямь прибыли сюда на лодке, а теперь уплыли, увезя с собой Антара? Это казалось очень и очень вероятным. Ведь мы так тщательно обшарили сегодня весь остров, что я просто не в состоянии была представить себе, где на нем можно спрятаться. Неужели я осталась тут совсем одна? Стыдно признаться, но в тот момент мысль о такой возможности ужаснула меня больше всего, вытеснив даже беспокойство за Антара.
Чувствуя, что мною овладевает паника, я снова призвала себя к спокойствию и, поминутно оглядываясь, начала карабкаться на скалу.
Я все время вертела головой и в одном месте,
Только оказавшись наверху, я вспомнила о бинокле и мысленно обругала себя за то, что мне даже в голову не пришло сбегать за ним. Однако не спускаться же? Я зашарила взглядом по острову. Никого. Ничего. Никаких лодок ни у берега, ни в океане. И никаких признаков Антара. Что за напасть?
– 2
Последующие два часа вспоминаются мне как дурной сон. Я спустилась со скалы, рысью добежала до дома, взяла бинокль, снова вскарабкалась наверх. Снова спустилась, вернулась к дому и, описывая все расширяющиеся круги, стала методически прочесывать остров. Не обращая внимания на то, что очень скоро сбила голую ступню, и выбросив из головы все мысли о том, что и меня могут похитить. По-моему, в глубине души я даже ничего против этого не имела: по крайней мере, тогда, может быть, удалось бы увидеться с Антаром.
В общем, я плюнула на все предосторожности, и бегала, и кричала, как сумасшедшая, до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил. Плюхнулась на траву прямо там, где остановилась, и… расплакалась. Между деревьями, точно медные копья, сверкали косые лучи заходящего солнца. Ныла покрасневшая ступня, не защищенная сандалией, болела рука, которую я расцарапала, продираясь сквозь кусты, горло саднило от крика, а сердце сжималось от безысходности и отчаяния. Размазывая по щекам слезы, я сидела, привалившись к стволу дерева, как вдруг…
Может быть, если бы во время поисков я помалкивала, то услышала бы крик раньше. Сначала ушей коснулось далекое, протяжное "а-а-а". Я мгновенно обратилась в слух, но нет, все было тихо. Показалось, наверно, с тоской подумала я, но все равно продолжала прислушиваться. Прошла, наверно, целая вечность, прежде чем до меня донеслось более отчетливо:
– Марта-а-а!
Я вскочила и замерла, пытаясь определить, с какой стороны исходит крик. Далекий, слабый голос; но это Антар, вне всякого сомнения. Кто еще может звать меня по имени? Он жив, жив, и он никуда не делся, он здесь!
Как потом выяснилось, я остановилась не так уж далеко от того места, где находился Антар. Просто яма, в которую он провалился, оказалась очень глубокой и к тому же сверху была полуприкрыта упавшим деревом. Это дерево и спасло Антара, именно из-за него он упал в яму не прямо, а соскользнул под некоторым углом. Ему еще очень повезло. На дне торчал острый костяной штырь, и если бы Антар свалился на него, то мог бы оказаться пришпиленным, точно бабочка в коллекции, которую из поколения в поколения собирает семья одного из его дружков, Лена. А так Антар напоролся на штырь всего лишь ладонью левой руки. Тем не менее, когда он размотал рубашку, которой обернул руку, и я увидела рану, то в глазах у меня потемнело; с детства не выношу вида крови.
Это, конечно, была не просто яма, а специально устроенная западня. Когда-то давно она была искусно прикрыта сверху ветками, впоследствии занесенными тонким слоем почвы, на котором даже проросла трава. Неудивительно, что Антар ничего не заметил; к тому же, до этого нам ни разу не попадалось здесь ничего похожего. Кто и на кого соорудил эту западню, так и осталось загадкой.
Однако в тот момент, когда я, сбегав сначала за веревкой, помогла Антару выбраться наверх, вопрос о происхождении западни интересовал нас меньше всего. Рана, как я уже говорила, выглядела ужасно.
Проклятый штырь, тоже, конечно, не случайно вкопанный в дно ямы острием вверх, фактически разворотил всю левую ладонь.
Представляю, каково было Антару сдирать со штыря руку! Точнее говоря, не представляю; мне кажется, я бы этого сделать не смогла, так и сидела бы пришпиленная. Он потерял много крови и испытывал сильную боль. Лицо побледнело, губы запеклись, все тело горело; чувствовалось, что у него начинается жар.
Вот когда я по-настоящему пожалела, что нам не в чем вскипятить воду. Но все равно, по дороге я нарвала листьев чевелицы; когда-то бабушка Нана рассказывала, что тряпочку, смоченную настоем из них, хорошо прикладывать к ране – вытягивает жар и успокаивают боль. В случае общего воспаления, вот как сейчас у Антара, этот настой нужно принимать и внутрь. Может, и сами листья помогут? Как только мы добрались до дома, я, чувствуя, как к горлу подкатывает дурнота, промыла рану – кровь, слава богу, больше уже не шла – обложила ее листьями чевелицы и снова завязала, но теперь уже куском своего многострадального платья.
Оторвав от него еще одну полосу, я соорудила повязку, которая поддерживала руку в подвешенном состоянии.
Аппетита у Антара не было, но я почти насильно заставила его поесть хоть немного. Не буду врать, сама я, как выяснилось, ужасно проголодалась. Трепанги уже остыли, но все равно были очень вкусные. А потом, не знаю уж, как мне это пришло в голову, я набрала воды в одну из чашек, которые нашла здесь, бросила туда несколько мелких листьев чевелицы и поставила ее на очаг. Ну, лопнет и лопнет, тупо подумала я, чувствуя, что не в состоянии переживать из-за того, что по сравнению со случившимся казалось сущей ерундой. Одной чашкой больше, одной меньше, какая разница? А вдруг?
И она устояла, и вода закипела, и я полила настоем повязку на руке Антара, и напоила его самого, и уложила спать. Чашка ничуть не пострадала. Да, наши предки умели делать отличные вещи. Жалко, настоя оказалось мало, но я тут же снова вскипятила воду теперь уже в обеих чашках, так что получилось совсем неплохо. Немного разведя настой холодной водой, я промыла свою распухшую ступню, царапины на руке и тоже легла спать. Антар как лег, так сразу же и уснул каменным сном. Тело его по-прежнему было горячее обычного, но, засыпая, я блаженно улыбалась. Главное, он здесь, со мной, и никто его не похищал, потому что на острове никого, кроме нас, нет. А это значит, что бояться нечего. Что же касается раны… Антар молодой, здоровый, и, надо думать, она быстро заживет. Я прижалась к нему и провалилась в крепкий сон без сновидений.