Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Валерка-а! Ва-лер-ка!!
Не сразу сообразил, что зовут меня.
– Ва-лер-ка!!
Перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз. Посреди двора стоял Славка. В руках он держал пустую трехлитровую банку с алюминиевым ободком.
– Чего тебе?
– Идем...– Он – чтобы позвать меня – взмахнул банкой. Проволочная ручка сорвалась, банка покатилась по земле. Славка чего ни сделает, получается недоразумение...
Я понял, он опять ходил на базар продавать рыбок Володьки Зельцева из нашего седьмого
Славка поднял банку и снова нетерпеливо принялся махать мне рукой. Дело в том, что накануне он обещал повести меня к одному чудаку, который занимается чем-то совсем непонятным. А непонятное всегда интересно. Да и чудаков не так много, чтобы можно было прозевать хотя бы одного.
– Только ты его ни о чем не спрашивай,– предупредил меня Славка, когда мы с ним вышли на пустынную улицу.– Он терпеть не может болтунов.
Я остановился:
– По-твоему, я болтун?
– Да нет, просто я так, предупредил. Понимаешь...
– А твой чудак, он не того, нормальный?
– Сам ты ненормальный... А вообще-то их разве разберешь? Вон идет старуха Сокальская. Ее тоже некоторые считают ненормальной. А по-моему, она ничего...
Каждый день Сокальская с маленькой кастрюлькой отправлялась в домовую кухню, а за ней бежала Мушка, ее собака. Крохотная, с длинными ушами, она семенила коротенькими лапами возле самых пяток Сокальской. В домовой кухне эта собачонка – одна половина морды у нее белая, а другая черная – садилась в уголке и никогда ничего не клянчила. Девушки-повара любили эту собачонку и старуху.
Сокальская вечно собирала всех кошек и собак в округе, возилась с ними, лечила. У кого кошка заболеет, несли к ней...
Мы со Славкой отправились вверх по ручью. Справа и слева стояли дома, окруженные яблоневыми садами. Через ручей был переброшен легкий деревянный мостик. Мы перешли его и свернули на тропинку, петлявшую среди валунов.
Калитка, возле которой остановился Славка, была увита светло-зелеными побегами дикого винограда.
Со двора на нас тявкнул потешный пес с длинной шерстью, закрывавшей один глаз.
И сразу появился человек в красной вязаной безрукавке, в очках.
– Ну вот...– сказал он, пропуская нас во двор.– А я думал...
Мы со Славкой вошли в деревянный дом.
Я огляделся. Вместо стен были набитые книгами полки, до самого потолка, как в библиотеке. Посреди комнаты – множество непонятных вещей. Одного взгляда на них было довольно, чтобы понять, что в этом доме действительно живет чудак. На столе стоял склеенный из черепков кувшин с узким горлом, возле него – ржавая шпага.
– Что это? – потихоньку спросил я у Славки.
– Археологические находки,– тоже шепотом ответил Славка.
Мы прошли две забитые книгами комнаты и очутились в маленьком кабинете с окном, выходившим на ближние холмы.
– Вот тут я работаю,– сказал человек, обращаясь ко мне.– Давай познакомимся. Меня зовут. Альберт Анатольевич, но ты зови меня просто дядя Альберт.
Это было совсем удивительно, как в сказке. Я даже не знаю почему, но все: и сад со старыми деревьями, и калитка, увитая диким виноградом, и чудесный вид из окна комнатки, и даже собака дяди Альберта – все будто снилось, будто было ненастоящим. Не знаю, почему так казалось. Дядя Альберт был обыкновенный человек, ничего особенного я в нем не заметил, и все-таки он как будто знал что-то такое, отчего казался особенным.
Дядя Альберт включил электрический чайник, достал баночку с вареньем и лимонные вафли.
– Сейчас мы попьем чаю и поговорим. Люблю беседовать с людьми, которые заходят случайно. Многие не понимают, какая это хорошая вещь – беседа. Торопятся, суетятся, боятся потратить впустую время, и время к ним безжалостно. Благосклонно оно лишь к тем, кто не спешит, кто ощущает каждый миг жизни как дар, который стоит безумно много и который нельзя ни на что обменять.
Чайник, видно, был уже горячий, потому что сразу же зашумел.
Дядя Альберт вытер белым полотенцем стаканы. Они стали совсем прозрачными, и из них хотелось пить чай. Раньше к стаканам я как-то не присматривался.
– Часы неумолимо отсчитывают каждое мгновение нашей жизни...
– А если бы люди не придумали часы? – спросил я.
– Как так? – Дядя Альберт посмотрел на меня с удивлением.– Есть пространство, которое мы измеряем шагами, и есть время, которое мы измеряем в первую очередь своею собственною жизнью. Часы можно было и не придумывать. Человек сам – биологические часы. Ведь ты ложишься спать вечером и встаешь утром вовсе не потому, что в твоем доме есть часы, и не потому также, что кто-то когда-то изобрел часы. Наконец, попробуй целый день ничего не есть – твой желудок превратится в будильник.
Славка засмеялся. Дядя Альберт тоже улыбнулся. Он заварил крепкий, необыкновенно ароматный чай и сам налил нам в стаканы.
– Я люблю колоть щипцами сахар от большого куска,– сказал он.– А варенье это из дикой малины.
Малина росла на склонах холмов, заросших шиповником, боярышником и дикими яблонями. Ее почти никто не собирал, потому что это было совсем непросто – гораздо удобнее купить на рынке садовую. Но рынок – другое дело, и варенье из малины, купленной на базаре, самое обыкновенное, какое мама давала мне с чаем, когда я простуживался и кашлял. А это, прозрачное и душистое, казалось, пахло склонами холмов.
В комнату вошла старушка, маленькая, сгорбленная и седая, с длинным носом и торчащим поверх нижней губы желтым зубом. Как-то боком, по-сорочьи она посмотрела на нас и что-то недовольно пробормотала. Она, видно, пришла с базара, в сумке ее были овощи. В другой руке она держала черный кошелек, обхватив его сухими скрюченными пальцами. И сразу же, едва она вошла, откуда-то появился черный кот, подошел к старушке и, задрав хвост, потерся об ее ногу. У Славки вафля застряла в горле от удивления. Он судорожно глотнул и вытер рукой рот.