Острова прошедшего времени
Шрифт:
Я понял, что ее беспокоят эти книги. Родители никогда ничего не знают и волнуются совсем не из-за того, из-за чего надо бы. И что Славкиной матери далась эта картинка? Мало ли что Славка может притащить домой. Она, как видно, боится, что он, не дай бог, вздумает стать не инженером, а кем-то другим.
Славку и в школе мало интересовали физика и математика, но ботанику и зоологию он знал лучше всех. А его мать непременно хотела, чтобы он стал инженером. Что я мог ей сказать? Махмут, это я знаю точно, будет физик, вроде дяди Саши. Вот только не знаю, кем буду я.
Когда я вышел из подъезда, увидел Тоньку. Она возвращалась откуда-то вместе с Зельцем. Он вел за руль велосипед, а Тонька шла рядом и что-то ему говорила. Зельц уже отрастил прическу и ничем не отличался от остальных пижонов нашего двора. Как быстро он все это усвоил! Интересно, куда они ходили кататься? Считает его балбесом и ходит с ним, а может, уже не считает...
Увидев меня, Тонька помахала рукой и засмеялась. Я отвернулся от них и пошел к своему подъезду.
Тонька догнала меня на лестнице. Она немного запыхалась, глаза ее блестели, от нее пахло пылью, пыльные волосы прилипли ко лбу и к щекам.
– Здравствуй, Валерик. Да подожди, куда ты так летишь?
Я остановился.
– Ты был у дяди Альберта?
– Был.
– Ну и что?
– Ничего. Завтра в восемь утра отправляемся.
– Куда?
– Не знаю. Если хочешь, приходи.
– И ты еще спрашиваешь...
Не оглядываясь, я пошел вверх по лестнице, хотя мне нестерпимо хотелось посмотреть на Тоньку, на ее серые от пыли волосы. Я уже поднялся на площадку четвертого этажа, когда услышал, как Тонька медленно стала спускаться вниз.
Прежде чем сесть на корабль, дядя Альберт долго объяснял нам, как следовало себя вести в старом купеческом городе и что говорить.
– И чтобы никакой самодеятельности.– Он посмотрел на Тоньку.
Тонька улыбнулась и наклонила голову.
Дядя Альберт сдержал слово. Впервые за пультом нашего корабля сидел Славка. Сзади я видел его побелевшие, видать от большого волнения, уши.
Из трюма доносился могучий низкий гул машины. Мы пристегнулись. Дядя Альберт неторопливо докурил трубку и выбил ее о борт, потом положил в карман.
И вдруг я, цепенея от ужаса, увидел, что Славка передвигает стрелку по шкале времени все дальше и дальше к красной черте – стрелка уже миновала четвертый нуль, пятый, шестой, седьмой, восьмой... Я рванулся к нему, но меня крепко держал брезентовый пояс, сшитый из пожарного рукава. Лихорадочно я стал нащупывать пряжку. И в этот миг щелкнул переключатель.
Привычного толчка не последовало. К горлу подступило тошнотворное ощущение невесомости. В глазах бешено завертелась зелено-голубая радуга. Потом раздался непонятный плеск, шум, ремень врезался мне в живот, нас ударило, и на корабль хлынула вода. Вода разбросала бы нас в разные стороны, если бы не крепкие брезентовые ремни. Мы упали не то в какую-то протоку, не то в болото. Волны, поднятые кораблем, покатились на отлогий песчаный берег. Мы все были мокры до нитки и опутаны обрывками водорослей. Я начал срывать их с себя и отбрасывать, и вдруг увидел, что вокруг шеи зажмурившейся от ужаса Тоньки обвилась плоская сколопендра. Я схватил ее и отшвырнул далеко в воду. Не знаю уж, сколопендра ли была неядовитой, или я как-то так ее схватил, что она не могла меня укусить, но все обошлось. Тонька открыла глаза и тоже принялась срывать с себя водоросли. Только Славка оцепенело сидел перед пультом корабля и с оттопыренных ушей его свисали тонкие зеленые нити, а с редких волос за шиворот стекала вода.
Корабль еще несколько раз качнулся из стороны в сторону и замер. Вода успокоилась, и мы начали озираться.
Дядя Альберт говорил, что мы провалимся в преисподнюю, но то, что мы увидели, мгновенно заворожило нас, как видение волшебной сказки. Прямо из воды поднимались красные и ярко-зеленые хвощи с оранжевыми головками. Выходившие со дна на поверхность растения напоминали мне узоры на замерзшем стекле, только были они не белыми, а зелеными, но такими же причудливыми.
Вода была прозрачной, голубовато-зеленой, на дне вились густые водоросли, среди них сновали рыбы, сверкая золотой и лиловой чешуей.
Вода перемежалась сушей, целыми островами из упавших деревьев, к воде подступали то песчаные отмели, то диковинные кустарники.
Справа метрах в тридцати от нас в воду уходила широкая песчаная коса, а слева из воды поднимались отвесные скалы изумрудного цвета. Я понял, что это какой-то яркий мох плотно облепил камень. Скалы с растущими на их вершинах не то папоротниками, не то пальмами с листьями, похожими на раскрытые веера, отражались в прозрачной воде.
Песчаная отмель от воды полого поднималась вверх к причудливому лесу. Там росли деревья, увитые лианами. Они походили на тисы, пихты, кипарисы и пальмы. А чуть правее отмели берег захватили низкорослые растения. Плотными ярусами громоздились цветы тончайших оттенков – бледно-розовые, желтые, ослепительно-синие, ярко-красные, с лепестками величиной в ладонь. Дальше на берегу росли деревья с ромбической корой разных цветов – глянцево-коричневой, зеленой, как чешуя, отливающей стальным блеском. Их стволы были похожи то на шары, усеянные цветами, то на бабочек. Многие деревья напоминали пальмы с цветной листвой. Здесь, казалось, ни одно растение не повторялось дважды. Никакое воображение не могло представить более яркой и ошеломляющей природы.
Над цветами порхали крупные разноцветные бабочки. Их крылья то сверкали, точно перламутровые, то вспыхивали оранжевым и бирюзовым блеском. Низко над нами пронеслась исполинская стрекоза, сухо прошелестели ее полуметровые крылья. Мы даже пригнулись, увидев ее челюсти и радужные глаза.
В прибрежных зарослях плели сети громадные пауки. В бинокль можно было ясно разглядеть сверкающие неподвижные нити. Над протокой носились неизвестные нам насекомые.
Воздух был душен и тяжел; над лесом, над бесконечными протоками медленно поднималось жгучее солнце, и повсюду навстречу ему разворачивались жирные листья растений, наплывал душный запах цветущих магнолий.
Дядя Альберт тронул за плечо Славку. Тот виновато съежился, отстегнул ремни и стал пятиться от пульта корабля. Дядя Альберт сел на его место, осмотрел приборы.
– Мезозойская эра,– медленно сказал он.– Ты рассчитал точно, мой друг...
А Славка уже не слышал его, он озирался и что-то беззвучно шептал.
Со стороны леса с отвратительными криками вылетело несколько перепончатокрылых. Один спустился совсем близко, и мы увидели его почти голый череп и длинную пасть, усаженную кривыми, торчащими вперед зубами. Он резко взмахнул длинным, как хлыст, тонким хвостом с кожистой лопаткой на конце и улетел.
– Птеродактиль? – спросил я у Славки, Он отрицательно покачал головой:
– У птеродактилей не было хвостов.
– Боже, какая мерзость,– сказала Тонька.
По воде недалеко от корабля пронеслась тень, как от самолета. Мы снова разом подняли головы. Над нами летел ящер таких размеров, что мы замерли затаив дыхание. Он плыл в воздухе неторопливо, едва шевеля черными перепончатыми крыльями.
– Что это такое? – каким-то сдавленным голосом прошептала Тонька.
– Птеранодон? – неуверенно спросил Славка.