Островитяния. Том третий
Шрифт:
Он задумался, подыскивая слово.
— Непоседливого? — предположил я.
— …не лишенного притязаний, — это гибель. Уехав туда, ты распишешься в собственной слабости, Джон.
— Притязания, амбиции считаются здесь хорошими качествами, поскольку зачастую помогают улучшить свою жизнь, но сами по себе они не несут ничего хорошего… Можно теперь мне?
— Давай.
— Мне думается, что человек рожден со стремлением быть активным и заниматься разнообразной деятельностью. В Островитянии это стремление — витальность — находит применение, естественное для человека, если предположить, что человек — это существо из плоти и крови, двуногое
— Гедонист! — воскликнул Филип.
— Хорошо, я принимаю твое тяжкое обвинение и опровергну тебя с точки зрения того же гедонизма… Удовольствие, радость — величайшее благо! Но удовольствие для тебя и для островитянина вещи разные. Для тебя удовольствие — это удовольствие, непосредственно воспринятое чувствами или пережитое в уме. Здесь каждый тратит такую дьявольскую уйму времени на то, чтобы выжить, и для этого принужден делать столько неприятных вещей, что поневоле превозносит их и открыто порицает все, приносящее удовольствие. Для тебя удовольствие — это потакание собственным страстям, нечто порочное, предосудительное. Если так, то удовольствие, конечно, нельзя считать величайшим благом. Однако Островитяния — не для каждого. Есть люди, столь извращенные, что им доставляет удовольствие все неприятное, — это реформаторы, те, кто хочет переделывать чужие жизни по себе. Но нормальный человек, с нормальными желаниями, с развитым умом и физически здоровый, не настолько извращен. Все это я говорю к тому, что островитянский образ жизни дает ему гораздо лучшую возможность с радостью быть самим собой, чем эта страна.
— Получается, Островитяния — гедонистический рай!.. Но то, что ты называешь извращенным, здесь отнюдь не таково!
— Быть может, если выживание, такое как здесь, является главной целью; однако предположи, что люди с самого начала избрали путь медленного развития и сохранения условий своей жизни, чтобы добросердечие и гедонизм оставались наилучшими условиями для жизни и выживания, — разве тогда личность, стремящаяся все переделать, изменить, не показалась бы извращенной, выпавшей из общего гармоничного целого?
Филип покачал головой:
— Нельзя сдерживать самолюбивые притязания человека. Если личность отличается от своего окружения, у нее нет иного выхода.
— Такие личности обычно физически или нравственно ущемлены, либо это праздные люди, которым некуда девать свою энергию.
— Как ты можешь так говорить! Среди реформаторов — благороднейшие из людей!
— Ты прав, и это трагедия, что условия жизни сделали их таковыми.
— Джон, ты просто сноб, который носится со своей Островитянией, самодовольный и надутый сноб!
— Не знаю, но уж они во всяком случае не снобы. В них нет ни капли самодовольства. Их гедонизм идет от чистого сердца, ваш — нет. Доброта — тоже радость. Для островитян это естественно. Для островитянина доброта рождается из чувства общности и из сознания, что его потомок появляется на свет слабым и хрупким в отличие от вылупившейся из яйца рептилии или насекомого.
— Ты имеешь в виду, что у них развито семейное чувство?
— Необычайно.
— Уверен, что не больше, чем у нас.
Мне пришлось повторить то, что я уже рассказывал Глэдис об островитянской алии,о
— Славно, славно, — ответил Филип, — но ты ни за что не убедишь меня, что твои островитяне довольствуются исключительно своим домашним очагом и своими женами.
— У них нет слова «жена», — возразил я. — Самое близкое, пожалуй, в буквальном переводе означает «возлюбленная-по- алии»…Но ты прав. Есть у них и другое понятие: апия— чувственное влечение к тому, кто не разделяет твоей алии.
— Я так и знал! Стало быть, и они не во всем совершенны.
— Они признают, что природа, как всегда не скупясь, щедро наделила мужчин и женщин привлекательностью и восприимчивостью друг к другу.
— Допустим! Но есть ли у них понятие безнравственных отношений?
— Слово «безнравственный» в островитянском отсутствует. Что же до отношений, лишенных алии,то надо помнить, что тесно связанные чувства алиии анииспособствуют созданию такого общества, в котором, как нигде у нас, становится очевидной бесплодность отношений, основанных на одной лишь апии.Для нас «любовь» — это узы. У островитян мужчина или женщина еще менее склонны порывать с домом, семьей ради апииили даже ании,потому что их объединяет общая алия.
— И все же ты признаешь, что они безнравственны.
— Для них понятия «безнравственный» не существует. У них нет единых для всех случаев нравственных норм. Им они не нужны!
— Вот тут-то ты неправ! — торжествующе воскликнул Филип. — Нравственность заложена в человеке изначально, как врожденный инстинкт. Безнравственные люди ущербны.
— Ания— тоже естественный человеческий инстинкт, но все это не нравственность.
— И все-таки они безнравственны, согласись.
— Если ты подразумеваешь любовников, которых не связывает алия,то ты прав.
— Я вовсе не то имел в виду. Я говорю о любовных отношениях помимо супружеских.
— Это другое дело, — ответил я. — Женщина, согласившаяся разделить твою алию,формально считается твоей женой, но если она утрачивает это чувство и появляется другая, его разделяющая, то право первенства переходит к ней. Подобные отношения никто не осудит.
— Это безнравственно, — сказал Филип.
— Пусть, но какая разница?
— Джон, они развратили тебя! Ты перестал ощущать границы нравственности.
— Пусть… то есть если бы я жил там.
— Хочу только сказать: надеюсь, что ты не позволишь себе настолько опуститься.
— Стало быть, обладать женщиной, которая не разделяет с тобой алииили не твоя жена, значит опуститься?
— Ну конечно!
— Тогда я предпочел бы оказаться там! — сказал я в порыве внезапного гнева, без всяких угрызений вспомнив о своих отношениях с Наттаной, однако тут же пожалел об этом. Брат глядел на меня удивленно, в глазах его зажегся огонек.