Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918
Шрифт:
Эстонская диаспора первоначально группировалась вокруг лютеранской церкви Св. Яана. Многие эстонцы в Петербурге были германизированы настолько, что с трудом понимали по-эстонски. Немецкий язык считался языком, достойным общения образованных людей. В романах классика эстонской литературы Эдуарда Вильде, действие которых происходит в эстонской среде Петербурга, герои нередко переходят на немецкий, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к состоятельному, образованному сословию. В 1880-х годах этническая революция в Эстляндии, вызванная реформами Александра III, докатилась обратными волнами до эстонской диаспоры в Петербурге. Стало модным говорить на родном языке.
В Петербург переехал активист эстонского движения в Эстляндии пастор Я. Хурт – бароны вытеснили. Он перенес на петербургскую почву идеалы эстонского национального возрождения, центральным элементом среди которых было полноценное среднее образование на родном языке. Он создал общество по сбору средств на эстонскую гимназию. К 1907 году общество превратилось в крупнейшее объединение эстонских мигрантов в Петербурге. Общество содержало несколько начальных школ в городе. По замыслу они предназначались для эстонских детей, сохранения
Господский дом мызы Загниц (эст. Сангасте). Фото автора.
Школу Эстонского общества разместили именно в этой части города с расчетом на детей рабочих и служащих Путиловского завода, на котором работало много выходцев из Эстляндии. Леонтина Роберт, преподавательница немецкого языка, вспоминала: «Школа действовала по адресу Ушаковская ул., 12, в здании, в котором ранее размещалась русская начальная школа. Здание представляло из себя старое деревянное двухэтажное строение средней величины, обитое темно-коричневой вагонкой… Здание находилось посреди обширного, заросшего зеленью двора, отделенного от улиц высоким забором. Вокруг дома царили относительная тишина и покой, не попадала сюда и уличная пыль. Дети могли здесь в свободное время бегать и играть. Специальных спортивных или игровых площадок не строили… На первом этаже здания было несколько комнат для приюта, маленькая частная квартира, комнаты для преподавателей и каморка дворника… Сама школа находилась на втором этаже, где имелось 4 классные комнаты, широкий коридор с гардеробом, туалеты, учительская и квартира директора… Учеников в классах было 25—35 человек, мальчиков и девочек почти поровну… Школа работала на русском языке на основании программы, утвержденной для всех российских школ, с небольшими отклонениями, например уроками эстонского и немецкого языка… Выпускники могли поступать в коммерческие училища, техникумы, учительские семинарии, девочки также в 4-й либо 5-й класс гимназии. Для мальчиков препятствием была в этом случае латынь…». [140]
140
Цит. по: PullatR. Lootuste linn / Peterburi ja eesti haritlaskonna kujunemine kuni 1917. Tallinn, 2004, lk 289, 290. пер. с эст. автора.
Военно-медицинская академия со стороны Боткинской ул. На переднем плане – памятник профессору С. П. Боткину. Июль 2010 г. Фото автора.
В общественной деятельности эстонцы Петербурга опирались на авторитетных деятелей диаспоры, которые имели общественный вес и финансовую независимость. В конце 1870-х годах эстонскую секцию общества Пальмс при церкви Св. Яана возглавлял издатель Карл Леопас. Он владел в столице типографией, которая специализировалась на выпуске нотных изданий. В начале XX века лидером общины стал известный врач-отоларинголог Петр Петрович Геллат. Он обосновался в Петербурге в начале века, потому что бароны вытеснили его из Эстляндии. Не хотели они лечиться у доктора, который эстонский язык не забывал. Отоларингология тогда – новая дисциплина, и Петр Геллат быстро пошел в гору: основал частную клинику, стал сверхординарным доцентом в Медико-хирургической академии, даже читал лекции по физиологии пения в Петербургской консерватории. Доктор Геллат стал фактическим организатором отоларингологии в России вообще и в Петербурге, в частности. По его инициативе в 1903 году в Петербурге основано общество врачей ЛОР, с 1905 года он стал председателем Петербургского общества отоларингологов. Петр Петрович прославился, в частности, собственным методом лечения синуситов, который он изобрел в 1911 году, – откачивал жидкость из носовых пазух с помощью шприца. По его инициативе и при активной организационной деятельности созывались два всероссийских конгресса отоларингологов – в 1906 и в 1910 годах. Он состоял членом Русского общества врачебных знаний, Русского хирургического общества имени Пирогова, Русского дерматологического и венерологического общества. Петр Геллат был активным политическим деятелем во время событий 1905 года и неизменным лидером и организатором общественной жизни эстонской диаспоры в Петербурге. По его инициативе и при финансовом участии Петербургского эстонского благотворительного общества, президентом которого он долгое время состоял, в Петербурге была организована специальная типография для печатания изданий на эстонском языке «Uhiselu» («Общежитие»), проведен сбор пожертвований на различные мероприятия, стипендии студентам, издание литературы. Он инициировал создание Петербургского общества эстонских врачей и газеты «Peterburi Teataja» («Петербургский вестник») на эстонском языке. Петр
Выдающимся представителем эстонской диаспоры и виднейшим деятелем эстонской общественной жизни в Петербурге накануне Первой мировой войны был также врач Артур Лоссманн. Он родился в 1877 году в имении Феннерн (эст. Вяна-Вяндра) и окончил гимназию в Пернау (Пярну) для мальчиков с золотой медалью, что давало право поступить без экзаменов в любое высшее учебное заведение империи по выбору. Русификация Александра III предоставила такую возможность даже детям бедных эстонских батраков. В 1899 году он поступил в Военно-медицинскую академию в Петербурге. Академия уже на стадии обучения предоставляла возможность жить независимо от родителей: высокая стипендия, армейская униформа, проживание за счет государства. Взамен выпускник был обязан отслужить врачом в армии не менее трех лет.
По окончании академии Лоссманну пришлось служить на фронтах Русско-японской войны. В 1907 году он вышел в отставку и вернулся в Петербург, где у него была частная практика. Одновременно он работал ассистентом у своего учителя профессора С. Боткина в Клинике внутренних болезней и возглавлял общественную жизнь эстонской диаспоры. В 1910 году вошел в состав Городской управы Петербурга, где возглавил санитарный отдел.
Это было сложное время преобразований и реформ. На место революционных фразеров от медицины пришли частники и практики наподобие Артура Лоссманна. В 1910 году в городе насчитывалось 278 лечебных заведений, родильных приютов и амбулаторий, из которых городу подчинялось 49, включая 12 больниц на 11 тысяч мест, остальные принадлежали различным благотворительным и коммерческим учреждениям. В 1911 году при Городской управе образована Комиссия по реорганизации больничного и санитарного дела в Санкт-Петербурге. Упор делался на профилактическую работу и на повышение доступности медицинской помощи. По разработанному в комиссии плану предполагалось расширить существовавшие больницы и построить новые. Петербург делился на 22 санитарных участка. Комиссия пыталась добиться для всех горожан права на бесплатное лечение. В разгар реформаторской деятельности в 1913 году председателем городской комиссии по здравоохранению избрали Артура Лоссманна.
Первая мировая война прервала эту полезную деятельность. В 1914 году он вновь мобилизован и оставался на военной службе в российской армии до 1919 года, когда вернулся на родину. Родина тогда воевала с большевиками за независимость, и Артур Лоссманн оказался весьма востребованным специалистом – и со стороны административной, и со стороны медицинской деятельности. В 1920—1935 годах Артур Лоссманн служил заведующим Военного управления здравоохранения Эстонской Республики (начальник медицинской службы) в звании генерал-майора. Фактически он создал систему медицинского обслуживания в армии нового государства.
Ему повезло – советские репрессии 1940 года его не коснулись. Не успели. Но Артур Лоссманн не стал искушать судьбу и в 1944 году бежал с немцами. С 1947 года он жил в Англии, скончался в очень почтенном возрасте в 1972 году. Бывший председатель городской комиссии по здравоохранению Петербурга и главный военный врач независимой Эстонии написал в эмиграции воспоминания, в которых, в частности, подробно и тепло вспоминает о жизни в Петербурге, свои студенческие годы в академии – как танцевал с Кшесинской на балу, как участвовал в ежегодных парадах на Марсовом поле, как стоял по ночам в очереди за билетами в Мариинский театр…
К 1917 году эстонцы занимали пятое место по численности в составе населения Петербурга. Их опережали только русские, немцы, поляки и финны. Эстонская диаспора в городе значительно опережала в количественном отношении представителей других, гораздо более многочисленных народов империи. Количество эстонцев в Петербурге превысило 50 тысяч человек, причем «это число могло бы быть в два раза больше, если бы все, кто прибыл сюда эстонцем, эстонцем бы и оставался, сам и в своих потомках» [141] . Количество эстонцев в Ревеле несущественно превысило количество эстонцев в Петербурге только ближе к революциям. Скоро начнется новая эра во взаимоотношениях этих городов.
141
PullatR. Lootuste linn / Peterburi ja eesti haritlaskonna kujunemine kuni 1917. Tallinn, 2004. lk 45. пер. с эст. автора.
Глава 18
Петербург дает образование
Плоды «русификации». Юрфак СПбУ – кузница государственных деятелей для независимой Эстонии. – Скульптор, врач, инженер – наиболее известные эстонцы в Петербурге.
Реформы Александра III существенно подорвали духовную основу господства немцев в Эстляндии. В числе прочих мер царь ликвидировал монополию немцев на образование в провинции. Школы Эстляндии были выведены из подчинения эстляндскому рыцарству и подчинены Министерству народного просвещения Российской империи. Обучение велось на государственном языке, по государственным школьным программам. И незамедлительно вырос образовательный уровень эстонцев. Они получили прекрасную подготовку для продолжения обучения в высших учебных заведениях. Аттестат «министерской» школы давал право на поступление в университет в любой части империи. Дегерманизация Дерптского университета сделала его общедоступным. Быстро увеличивалось число эстонских студентов в высших учебных заведениях Петербурга. «Все больше эстонцев училось в университете, складывалась национальная интеллигенция. Многие эстонские юноши поступали в военные училища… Развивались профессиональные искусства: музыка, театр, живопись, зодчество, литература». [142]
142
Лаар М., Валк Х., Вахтре Л. очерки истории эстонского народа. таллинн, 1992. С. 102.