Освободитель (сборник)

Олдридж Рэй

– Она рабовладелица. Для своего удовольствия она покупала детей и совершенно не желала думать, что она делает. – Руиз вспомнил тот гнев и омерзение, которые он почувствовал той ночью на платформе – это показалось ему такими давнишними воспоминаниями…

– Ну что же, она была неглубоким человеком – женщиной своего времени и культуры. Твое праведное возмущение весьма неуместно – и это еще мягко сказано, – но в тоне Лиил слышалось скорее веселье, чем злобная насмешка. – Позволь мне спросить у тебя: почему ты не осуждаешь

свою Низу за то, что она тоже держала рабов?

Он покачал головой: ему раньше это как-то не приходило в голову.

– Мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос. Низа из другой эпохи и культуры, поэтому тебе легче извинить ее. Аулисс была из пангалактики, как и ты, поэтому ты не можешь ей простить, что она не смогла разделить твою чуткость и тонкость восприятия в подобных вещах.

– Может быть, – ответил Руиз.

– Ну что же, тогда я могу найти оправдания и тебе. В конце концов, и ты родом не из моего времени и не из моей культуры, – сказала Лиил. Глаза ее весело заискрились, и Руиз вынужден был ответить ей такой же улыбкой.

Она продолжала показывать ему квадратики с каменистой поверхностью Фараона. Трагедия пьесы в Биддеруме, казармы «Черной Слезы», глупая попытка убежать, его дни с Низой в апартаментах Кореаны – все это снова прошло перед его глазами.

– Она такая красивая, Руиз, – сказала Лиил, изучая квадратик с изображением Низы в одном из ее сверкающих платьев, которое она изобрела, чтобы провести время.

– Она ведь ничего не делала со своим телом, никаких модификаций? Да? Просто родилась такой красавицей… какая радость.

– Да, – ответил Руиз, глядя во все глаза на изображение фараонской принцессы нежными любящими глазами. Он чувствовал острый прилив безнадежной тоски. Неужели она никогда больше не посмотрит на него вот так, как на этой картинке? Он покачал головой, чтобы изгнать из нее такие глупые мысли.

Лиил несколько раз согнула и разогнула квадратик, и Низа растаяла. На ее месте возникло изображение Кореаны, такой, какой он ее запомнил, когда они садились в воздушную лодку и отправлялись в Моревейник.

– Тоже очень красивая, – сказала Лиил. – Но на нее далеко не так приятно смотреть.

Руиз глубоко вздохнул.

– Она, по всей вероятности, мертва, и я за это благодарен судьбе. Очень опасная женщина.

Лиил искоса посмотрела на него.

– Я понимаю так, что и Желтый Лист весьма хороша собой в жестком родериганском стиле. Как так получилось, что у тебя столько сложных отношений в жизни с прекрасными женщинами?

– Ты так говоришь, словно это очень скверно, – сказал Руиз с кривой усмешкой. В этот миг сама Лиил была очень красива.

– Ну… когда я просматриваю твои воспоминания, я вижу, какие катастрофы следуют за твоими встречами с такими женщинами. Хотя, впрочем, тут может и не быть никакой связи.

– Злая судьба, – сказал Руиз. – Но и свои прелести в этом тоже есть.

– Так я и поняла, – ответила Лиил. Она смотрела на последний квадратик. Долго она смотрела на него, потом, наглядевшись, передала Руизу, чтобы он тоже смог увидеть, что на нем запечатлено.

Это была та самая ночь на барже, барже Глубокого Сердца, когда он и Низа занимались любовью на верхней палубе. Ее темная головка была откинута, волосы темным облаком закрывали на фото звезды на небе. Ее белые груди покачивались, когда она двигала своими точеными плечами…

Руиз издал странный сдавленный звук. Он вырвался из горла против его воли, он не мог по-настоящему глубоко вздохнуть – мешал комок в горле. Глаза его наполнились слезами, и он резко протер их.

– Прекрасно, – сказала Лиил тихим печальным голоском.

Она медленно и неохотно положила квадратик лицевой стороной вниз на покрывало.

– Руиз, – сказала она, – Сомнир дал мне и другие воспоминания, и они были весьма красочны… но это последнее, которое можно считать важным, ключевым. Я знаю: ты страдал и совершал страшные убийства в Моревейнике и на барже. И, разумеется, то время, что ты провел на бойне в Родериго… хотя, вне сомнения, ты должен понимать, что ты был не менее жертвой, чем те, чьи глотки ты перерезал.

Он рассмеялся горьким желчным смехом.

– Ты хочешь сказать, что мне было больнее, чем им?

Она покачала головой. Ее прозрачные кудри закачались в такт ее движениям.

– А что еще ты мог сделать? Ты что, мог кого-нибудь из них спасти? Родериганцы – это чума вселенной. Она ударяет без разбору невинных людей, а что можно сделать? Все, что может попробовать сделать человек – это выжить.

– Может, ты и права, – ответил он. – Но я никогда снова не смогу почувствовать себя чистым.

Ее зеленые глаза сверкнули, он физически ощутил ее гнев, словно горячее дыхание.

– А раньше ты чувствовал себя чистым? Тогда ты воистину чудовище. Скольких неповинных людей ты убил, или заставил умереть, или послал на смерть? – она оскалила на него белые зубы в гримасе отвращения.

– Я никогда не говорил, что я святой, – сказал он.

– Но ты считал себя человеком?

Теперь и в нем зажегся ответный гнев.

– Да. Считал.

Она ударила рукой по квадратикам, разбрасывая их по полу.

– Эти воспоминания рассказывают совсем другое, Руиз Ав!

– Я не заставлял тебя на них смотреть, – сказал он холодно и жестко.

В комнате повеяло чем-то ледяным. Руиз сам удивился, как это ему могло быть хорошо в этом дурацком сне. Он оглянулся по сторонам; ему показалось, что сквозь стены красивой и удобной комнаты Лиил он видит те разваленные камни, которые могли остаться от этого дома.

Но Лиил наконец протянула руку и похлопала его по плечу. Ее рука была такой же теплой, как рука живой женщины.