Освободитель (сборник)

Олдридж Рэй

Бринслевос сидел на подушке у стола, который был покрыт тканью и усеян принадлежностями для курения масла. Лорд сделал знак управляющему уйти, потом поманил Руиза, который выступил вперед.

— Вы оказываете мне слишком много чести, о великий, — сказал Руиз.

— Глупость, — Бринслевос посмотрел вверх, и лицо его напряглось. — А ну, сядь — не стой здесь, глядя на меня сверху вниз. Неужели у тебя совсем нет почтения?

Руиз поспешно сел, прежде чем раздражение на узком лице Лорда успело перейти в бешенство.

— Мои извинения, о великий.

Бринслевос

секунду злобно глядел на него, и Руиз уставился вниз, на свои сложенные руки. Он с отчаянием понимал, что сейчас он был в куда большей опасности, чем в ту ночь, когда он впервые взбирался из Ада на Фараон. Лорд был более непредсказуем, чем Адский демон, и, вероятно, более смертоносен, как свидетельствовала огромная шкура на его стене.

— Ну ладно, неважно, — сказал Бринслевос, — я человек снисходительный. Я почти всем позволяю сделать одну ошибку. Если я тебя полюблю, я могу тебе позволить две ошибки, хотя не советую проверять мою привязанность. Пока.

— Да, великий, — говоря это, Руиз смотрел Бринслевосу в глаза и приятно улыбался, вспомнив совет Денклара — что Лорд считает излишнюю униженность такой же раздражающей, как и дерзость.

Бринслевос рассмеялся. На секунду он был похож на ребенка, которому чужда злая воля. Видимо, порыв его безумия, подумал Руиз.

— Ладно. Давай курить.

Руиз кивнул и из своего мешка достал свою простую медную трубку, которая больше всего ему нравилась, и набил ее водорослями. Он подумал, уж не сошел ли он тоже с ума, настолько он был спокоен. Ведь он собирался курить змеиное масло с опасным сумасшедшим. Но теперь, казалось, нет выхода.

Бринслевос открыл серебряный фигурный ларчик, выполненный в форме ящерицы арройо, и вынул из нее фарфоровую водяную трубку. Он наполнил ее из своего собственного кисета, потом добавил капельку масла кансума сперва в свою трубку, потом в трубку Руиза.

Лорд приказал, чтобы лампы пригасили, так, чтобы видения без труда подавляли реальность. Невидимые руки поспешно выполнили распоряжение, так что комната наполнилась темнотой и дикими тенями, которые отбрасывали мертвые существа на стенах.

Бринслевос дождался, пока Руиз зажег свою трубку от огня и глубоко затянулся. Потом он последовал его примеру.

Лавандового цвета дым струился из горбатого носа Лорда. Через секунду он вдруг резко выдохнул воздух, и то же самое сделал Руиз.

— Ах-х-х-х… прелесть, — сказал Бринслевос. Странное дело, но Лорд теперь казался спокойным, словно масло перевернуло какую-то полярность в его голове, склонив его к здравому уму.

Руиз почувствовал, как в его теле поднимается волна, колючий поток беспокойства. Его дорогостоящие имплантированные рефлексы автоматически включились, гася начавшиеся было галлюцинации. Он встряхнулся. Он заставил эти рефлексы слегка расслабиться, так, чтобы он мог сопровождать Лорда в его путешествии в другой мир. Не годится, чтобы Лорд заподозрил Руиза в каком-то мошенничестве — этот мир был полон рук, которые действовали быстрее глаза.

— Скажи мне, что ты видишь, — приказал Бринслевос после нескольких затяжек.

— Да, великий, — ответил Руиз.

Он открыл шлюзы своего сенсориума пошире и ждал, что будет.

Зловещие видения вползли на маленьких когтистых лапках.

Он глубоко вздохнул и вздрогнул. Потом стал бормотать.

— Я вижу себя слугой в доме, где живут два прекрасных чудовища. Они меньше похожи на человека, чем демоны Ада, которые выползают на Стену Мира, но они разговаривают тихими нежными голосами, они носят одежду паучьего бархата, они пахнут, как пустыня — чистотой и смертью.

— На что они похожи, как они выглядят, Вухийя? — глаза Лорда были словно лунные камни, пустого серого цвета.

— Словно настоящие трупы. Кожа их белее самого тонкого фарфора, без единой морщинки, гладкая и твердая. У них длинные волосы, и у женщины, и у мужчины. Лица их кажутся человеческими, но под тучами своих волос они прячут по сотне глаз, которые смотрят во все стороны. Иногда я вижу блеск этих глаз… Их пальцы — ножи, нет, скорее, сосульки.

— Ах-х-х-х… — вздохнул Бринслевос, откидываясь назад и закрывая глаза. — У тебя такой красивый голос. Продолжай.

Руиз более свободно отдался видению и стал более ясно видеть кошмары, которые описывал. Он рассказывал картины, которые рисовал ему наркотик.

— Ноги совершенной формы, узкие, с высоким подъемом, душистые. Они ступают, словно человеческие существа, но там, где они ставят ноги, глубоко прорастают корни, крошечные белые проволочки, которые ползут вниз, словно черви, рожденные молнией. Они берут силу у земли. Когда чудовища поднимают ноги, черви отрываются от них и умирают, и их не видно.

Прекрасные чудовища носят тонкие багряные пояса вокруг бедер, их гениталии спрятаны. Теперь они снимают пояса, и я вижу только яркий гладкий металл у них между ног. Я не знаю, что они от меня хотят, но я никогда в жизни так не боялся.

На секунду это было правдой, и он боролся с ужасом и паникой.

Руиз замолчал, и никто из них долгое время не заговаривал. В комнате было так тихо, что Руиз слышал биение собственного сердца, которое отмеряло секунды.

Пот струился по лицу Бринслевоса, и он неслышно что-то бормотал. Потом Лорд сказал более сильным голосом:

— Я слышу шум машин в темноте — сперва скрип и дрожь крохотных шестеренок, а потом движение множества маленьких поршней. Звук растет и меняется, пока не становится стальной музыкой, и я знаю, что огромная машина, невидимая в ночи, поднимается по обе стороны от меня, к звездам и выше. Мне кажется, я лечу, легкий, как дым, в центр этой машины, которая теперь кажется такой большой, что ни один мир не сможет ее удержать. Я ничего не вижу, кроме блеска звезд сквозь решетки, рычаги и колеса.

Сперва мне казалось, что я в центре этой машины, но теперь я понимаю, что пойман в одном из ее уголков, и что в ней летят миллионы других, каждый в своей отдельной клетке. Это и есть клетка. Теперь я это чувствую и удивляюсь, за что меня туда заперли.