Освободитель (сборник)
Шрифт:
Фокусник низко поклонился. Он повернулся к двум своим сотоварищам, хлопнув в ладоши с таким звуком, словно дерево ударило по металлу. Они выскочили вперед в вихре богатых одеяний, оставив женщину неподвижно стоять на заднем плане сцены. Младшие маги церемонно соприкоснулись руками, а когда они отошли друг от друга, между ними появился жезл полированного черного дерева и стал расти. Их предводитель схватил жезл и вонзил его в пол сцены. Вспыхнул красный свет, и вверх взлетела пелена красного шелка, его ловко подхватили на лету его два ассистента. Волоча за собой переливающееся облако ткани, они бросились обратно и ловко накинули
Трое актеров сплели руки и стали кружить в тесном хороводе. Скорость их вращения все нарастала, и их ведущий маг стал размахивать над головой жезлом, издавая стонущий звук. Огромная колонна блестящей голубой ткани медленно поднялась вокруг танцующих магов-фокусников, поднимаясь все выше и выше, пока она не стала колыхаться над платформой, как огромная змея. Топот ног фокусников и свист жезла, рассекающего воздух, ясно слышались зрителям. Когда звуки достигли такой скорости, что невозможно было поверить, что их производят человеческие существа, колонна изрыгнула вверх небольшое облачко металлического блеска и пустая упала на платформу.
Во время длинного антракта, который последовал за этим, Руиз Ава откинулся назад и попытался устроиться поудобнее, опираясь на плотно сбитую глину возвышения.
Ослепительный последний луч солнца упал за зубастые скалы Холмов Сенмута. С наступлением сумерек на сцене ожили и вспыхнули факелы, а знать приказала зажечь в павильоне плошки, которые, как и жаровни, должны были прогнать быстро наступающий холод.
Когда темнота окончательно окутала землю, двое бродяг с выбитыми и кривыми зубами попытались лишить Руиза его выгодного места, но он завращал на них глазами, словно сумасшедший, и заставил свой посох-ружье испускать в их сторону инфразвуковые колебания самого зубодробительного регистра. Бродяги пропали из виду с почтительной скоростью, делая на ходу знаки, оберегающие от нечисти и проклятий.
Плакальщики-музыканты, которые расположились ритуальными рядами между сценой и павильоном, начали играть трогательную траурную песнь. На сцене поднялась крышка позолоченного саркофага. Когда тяжелая каменная крышка совершенно откинулась на скрытых петлях, оттуда выпрыгнули трое магов. Оркестр издал финальное скрежещущее крещендо, а потом резко замолк.
Трое фокусников стояли рядом на авансцене, подняв руки, на всех были мрачные черные одежды, лица их были скрыты под фантастическими масками Мертвой Троицы. В центре стоял Бхас, бог засухи, бог смерти, жара и удушающей пыли. Нижняя часть его маски состояла из сложного рта какого-то насекомого, верхняя часть, с бронированными отверстиями для глаз, была черепом смертоносной ящерицы, той, которая носила яд в шипах спины. Маска была разукрашена плюмажем желтых и ржаво-рыжих перьев, которые символизировали засуху.
По бокам Бхаса стояли два его сына от потерянной богини Нехрет, божества непредусмотрительности. Слева стоял Тетри, бог голода, замаскированный под изможденное дитя. Справа стоял Менк, бог рабства, с глазами человека, но собачьей мордой.
За ними четвертая фигура появилась из саркофага, поднятая скрытым поршнем. Это была богиня Хашипут. В этот момент Руиз с трудом узнал в ней феникса. Ее покрывали вышитые одеяния богини, она была похожа на драгоценный бледный камень в богатейшей оправе. В фараонском театре боги выступают в масках, но богини показываются с обнаженным лицом.
Ее лицо с тонкими прекрасными чертами теперь было полно живости, словно удовольствие от представления победило страх.
Флейты взвизгнули, и темные боги сорвали свои маски, показав маски поменьше, которые крепко обхватывали их головы, и они были еще противнее и еще реалистичнее, чем верхние маски. Верхние маски боги швырнули в кучу посреди сцены и прыгали в хороводе, а богиня не обращала на них внимания. Облако зеленого дыма заслонило маски, а когда оно рассеялось, груда масок шевелилась от неприятного зловещего движения. Фокусники отошли в сторону и стояли как статуи. Куча масок взорвалась с шипеньем и воплем боли. Шакалоподобное существо вырвалось из нее на свободу, волоча задние ноги, а за ним в погоню устремилась бронированная ящерица. Одним прыжком ящерица настигла шакала, вспрыгнула ему на спину, размозжив его лисообразную голову одним сжатием челюстей.
Пока ящерица пировала, звуки крушимых костей стали заглушать шорохи лапок насекомых. Руиз удивился, видя, что первые ряды зрителей, поближе к сцене, отпрянули назад под аккомпанемент перевернутых стульев и пролитого из мехов вина. Потом он увидел первых бонанов, насекомых с болезненным и толстым, но не ядовитым жалом. Крылья этих насекомых были так толсто покрыты позолотой, что они могли делать только коротенькие перелеты среди визжащей толпы, но, пролетая среди факелов, они представляли собой очень красивое зрелище.
Стоило раздавить под ногами последнего бонана, а зрителям — занять прежние места и малость успокоиться, как ящерица бросилась к краю платформы. В ответ на это раздались подлинные вопли ужаса из зрительного зала, даже в павильоне знати кое-кто бросился бежать. Но ящерица провалилась в люк в метре от края сцены. Слабый вопль из-под сцены вызвал мрачное перешептывание среди зрителей.
Во все время этой свирепой суматохи и страха феникс смотрел вперед с легкой, погруженной в себя улыбкой на устах.
Тут началось представление традиционной пьесы, называемой «Гибель мира».
Это было в Эпоху Зелени, еще до Ошибки, когда земля была покрыта сладкой травой, а вода бежала неприкрыто под небом. Трое были в великом изгнании, запертые в тюрьме Ада, далеко внизу под краем мира. Трое покрывались там язвами миллионы лет, и все наверху было спокойно и безмятежно.
В один прекрасный день богиня Хашипут гуляла у края мира совершенно одна. Это было задолго до постройки Стены Мира, поэтому она могла встать на краю и смотреть вниз на ядовитые облака.
Она услышала сухой голосок, который звал ее откуда-то очень издалека. «Хашипут, прохладная, беленькая Хашипут», — говорил он.
Она остановилась и посмотрела в бездну Ада, потому что голос, как ни невероятно это было, казалось, исходил из пустоты. Но она ничего не увидела, кроме испарений Ада. Потом она почувствовала страх, и это было в первый раз за все время веков ее существования. Больше она ничего не слышала, поэтому она пожала своими совершенными плечами и вернулась во дворец своего отца.