Освобождение Ирландии
Шрифт:
Несколько дней назад тот же самый джентльмен уже заходил ко мне, чтобы передать телеграмму от жены. В ней было всего лишь несколько слов: «Приехали девочки здоровы все хорошо Оливия». Телеграфные реквизиты над этим текстом занимали места больше, чем сам текст…
Я ей тогда написал в ответ, что, мол, наши телеграммы пересылаются бесплатно, и что мне хотелось бы узнать чуть больше о ее житье-бытье.
– Здравствуйте, мистер Клеменс, – сказал почтальон, снимая шляпу. – У меня для вас опять телеграмма.
И он протянул мне такой же конверт, как и в первый раз.
– Спасибо, – поблагодарил его я. – Кстати, зовите меня Сэм!
– Как-то
– А как вас зовут? – спросил я, с интересом оглядывая собеседника.
– Джеб Андерсон, сэр! – ответил почтальон, выпрямив спину. – Рядовой первого класса армии Конфедерации.
– А откуда вы родом, Джеб? – продолжил я свои расспросы.
– Сент-Луис, Миссури, сэр! – вздохнул почтальон. – Давненько я там не был, почитай что с самой войны.
– Так вот, Джеб, – улыбнулся я, – оказывается, мы с вами земляки. Я тоже из Миссури, только из Ганнибала. А вы, значит, воевали?
– Да, сэр! – кивнул почтальон. – Шестой Кентуккийский пехотный полк. Ранен при Шайло в шестьдесят втором. Приехал сюда, хотел было вступить в Добровольческий корпус, да меня не взяли – сказали, мол, с такой ногой ты уже свое отвоевал. Хватит. Как будто все эти молокососы умеют так же стрелять, как рядовой Андерсон! Я ведь был лучшим у себя в роте…
– Джеб, а почему вы не вернулись домой? – спросил я с некоторым удивлением.
– Ну уж нет, – ответил почтальон. – Пока я тут устроился почтальоном. А вот когда начнется война за освобождение Дикси, вот тогда пусть только попробуют меня не пустить! Я уже и винчестер себе купил, тренируюсь с ним каждый вечер. Бегун и ходок из меня, конечно, никакой, а вот стрелок я хоть куда.
– Вот видите, – вздохнул я, – а я вообще в войне практически не участвовал. Так что я сочту за честь, если вы будете называть меня Сэмом, а мне будет дозволено звать вас Джебом!
С этими словами я протянул ему руку, которую он с удовольствием пожал, – сказав мне в ответ:
– Все будет именно так, Сэм.
Как и в первый раз, конверт был чистым, без марки или адреса отправителя, лишь с надписью четкими типографскими буквами: «Сэмюэлу Клеменсу лично в руки». Как только Джеб, прихрамывая, ушел, я тут же вскрыл письмо. Да, на этот раз оно было значительно длиннее, чем в прошлый раз. Что бы ни говорили про мою любимую Ливи, но все-таки по бережливости она все-таки самая настоящая янки…
Любимый, у нас все хорошо, только мы все по тебе очень скучаем. Первые десять дней мы провели в Константинополе. Когда мы приехали, то нас определили в гостевые покои дворца Долмабахче, а мистер Тамбовцев, которого я давно уже называю Александр, а наши девочки «дядей Сашей», с самого первого дня взял нас под свою опеку. Но первым делом после нашего прибытия нас отвезли в местный госпиталь и еще раз дотошно осмотрели, а потом проверили на каких-то приборах. Девочкам очень понравилось, когда им потом показали, как они выглядят изнутри. И самая главная и радостная новость – русские врачи подтвердили, что у девочек туберкулеза нет.
Про меня же было сказано, что тот диагноз, который поставили врачи в Гуантанамо, правильный, и меня будут дальше лечить. Курс лечения продолжится около трех месяцев. Кроме того, у меня нашли кое-какие женские болезни, но и их, по словам доктора Богданова – представляешь себе, я даже научилась выговаривать эту фамилию – вскоре полностью излечат, и нам можно будет завести еще детишек!
Мне дают какие-то лекарства. Предупредили, что у меня может
А еще нам очень повезло в том, что у нашей замечательной спутницы Летисии де Сеспедес первый семестр обучения в Константинопольском университете начинается лишь первого марта. Поэтому она сидела с девочками, когда я была у врача, или когда меня возили по таким местам в Константинополе, которые девочкам не интересны.
Александр и его люди показали мне столько необыкновенного: и дворец Топкапы, где мне особенно понравился гарем, и другие османские дворцы, и римские развалины, и церкви, такие, как Святая София и Святая Ирина, только недавно переделанные обратно в христианские церкви из мечетей.
Кроме того, я купила для нас дом – он находится недалеко от дворца Долмабахче на берегу Босфора, окруженный виноградниками и тенистыми деревьями. Александр рассказал, что он ранее принадлежал одному турецкому паше, который бежал из Константинополя еще до прихода югороссов, после того, как султан, узнав про растрату при строительстве флота, решил его арестовать и, возможно, казнить. Конечно же, султан конфисковал это имение, а теперь оно принадлежало государству.
Продали нам его меньше чем за половину того, что мы выручили за продажу нашего дома в Хартфорде. Так что денег нам хватит и на ремонт дома, который уже начался. Ни за что другое русские денег не берут – говорят, что мы их гости. Кстати, мне передали твою зарплату и гонорары за твои книги – сумма настолько большая, что денег у нас лишь немногим меньше, чем до покупки дома. Тем более тратить их больше не на что. Даже в санатории с нас совсем не берут денег, хоть я и протестовала.
А теперь мы на Принцевых островах, точнее, на острове Принкипс, самом большом из этих островов. Представь себе – чудесный парковый ландшафт посреди Мраморного моря. Живем мы в вилле, принадлежащей местной клинике, я лечусь, а девочки ходят в детский садик для детей пациентов. Представляешь себе, они уже немного говорят по-русски – многие пациенты там из Российской империи. В свободное время мы гуляем по прекрасному парку или катаемся на лошадях. Жаль, зима, и море холодное, летом здесь, как нам рассказали, очень неплохое купание. А сейчас даже на лодке мне врачи кататься не рекомендуют, мол, легкие слабые…
Будем здесь до конца марта, а в начале апреля переедем в наш дом в Константинополе. Обещали, что его к тому времени отремонтируют. Твой кабинет я велела сделать точно таким же, каким он был в Хартфорде. Вот разве что вид из окна теперь не на унылый коннектикутский пейзаж, а на холмы Малой Азии за узкой полоской пролива.
Ждем тебя! Помни, ты мне обещал, что на войну не пойдешь! Ты нужен и девочкам, и твоей любящей Оливии.
Я тяжело вздохнул. Я никогда не лгал Оливии, кроме тех немногих случаев, когда я это делал, чтобы она не волновалась. Да, я, конечно, мог бы отсидеться на Кубе, или даже на том острове, кажется, Корву, на котором сейчас проходят тренировки наших ребят. Но у меня перед глазами все время была тюремная камера в Корке, и женщины, которым повезло намного меньше, чем моей любимой Ливи; я вспомнил Джимми Стюарт и могилы его родителей, его друзей и его невесты… А если даже Джеб Андерсон, несмотря на хромоту, рвется воевать, то пусть меня будет любить весь мир – я сам себя не смогу уважать, если я не поеду на ту войну.