Освобождение Ислама
Шрифт:
С исчезновением с политической карты соцлагеря эта метаисторическая неуязвимость корпорации современной знати вошла в новую триумфальную фазу, на которой отпадают как ненужные многие механизмы опосредованного влияния и манипулирования низами. Одним из таких механизмов, которые сегодня отбрасываются за ненадобностью, оказывается институт представительной демократии, вслед за которым обрушиваются связанные с ним «ценности»: права человека, национальный суверенитет, равенство возможностей и т.п. Мир входит в эпоху открытой глобальной олигархической диктатуры, для которой характерна уже не философия социалдарвинизма, как во времена «досоциалистического» капитализма, а открытая метафизика неравенства, которая возвращает нас в ценностную систему глубокого архаического прошлого.
Именно с новыми потребностями прямой диктатуры
Лента Мёбиуса как новая модель отношений человека со средой есть та парадигма, которая на корню исключает саму возможность оппозиции и протеста, делая, таким образом, тиранию — царство несвободы — беспросветной.
Конец марксистского дискурса
К 40-м годам XIX века молодые интеллектуальные силы Европы, ненавидящие монархо-помещичье окружение, феодально-капиталистический истеблишмент, устали от бесплодного интеллектуализма университетских кафедр. Им казалось, что философия, существовавшая к тому моменту двадцать три столетия, только вспахала почву, но не способна чисто интеллектуальным ресурсом осуществить прорыв к преображению человеческой истории, потому что в нее, философию, встроен изначальный дефект: идеализм.
«Идеализм» для тогдашних борцов со старым миром означал пребывание в виртуальном, бесплодную схоластику. «Философы различным образом объясняли мир, — говорил Маркс, — дело же заключается в том, чтобы его изменить». С марксистской точки зрения, невозможно было изменить мир путем постижения его сути, когда интеллектуальное понимание мира господствует над опытом. Казалось, что ответ на «основной вопрос философии» в пользу материи дает возможность вырваться из виртуального дискурса на оперативный простор работы с «веществом», будь то «вещество» человеческое, экономическое или социальное.
Материализм главных сил тогдашней оппозиции был обусловлен тем, что на первый план выдвигался примат организации, даже более конкретно — организационных форм. Именно работа со структурами эмпирического мира позволяла впервые для сил контрэлиты подготовить прорыв к политическому господству.
Сегодняшняя цивилизационная ситуация характеризуется совершенно противоположными акцентами. Приоритет в методиках интеллектуального авангарда перешел с «организации» на «смысл»: сегодня главное — это работа со смыслами, осознание смыслов, рассмотрение смыслов как доминантной, непосредственно данной в опыте реальности. Современная деятельность в мире — будь то революционная или консервативная — рассматривает «вещественный» план как виртуальный, а «смысловой» как реальный.
Марксизм как универсальный язык оппозиции буржуазному истеблишменту основывался на том, что предметом отчуждения в процессе эксплуатации рабочего класса являлся конкретный материальный ресурс, перераспределяемый в пользу эксплуататоров. Однако именно ограниченность этой позицией привела к стратегическому поражению протеста, построенного на марксистских предпосылках. Выше мы отметили, что истинный субъект господства стоит над взаимоотношениями чисто экономического порядка и не зависит от распределения материального ресурса в рамках непосредственной организации как производственного, так и рыночного процессов. Более того, суперэлитарная глобальная корпорация сама использует класс собственников и
Сегодня стало очевидным и лишь требует окончательной формальной констатации то, что марксистским методом больше нельзя описывать существующую действительность в ее глобальных пропорциях. Кроме того, даже в рамках социально-экономических отношений не существует больше тех реальностей, которые казались незыблемо очевидными еще полвека назад. Сегодня нет больше ни буржуазии, ни пролетариата. За пределами таких крайних полюсов, как суперэлита, стоящая над человечеством, и мировой гарлем с его неизбывной нищетой, который находится в самом низу социальной пирамиды, все остальное представляет собой броуновское движение деклассированного элемента, экономическая и социальная судьба которого является предметом случая. Одни и те же, по сути, люди оказываются то в статусе бродяг и изгоев, то скоробогачей, заполняющих страницы светской хроники… Скоробогачи, в свою очередь, превращаются в бесприютных изгнанников, находящихся в международном полицейском розыске и т.д. Социальная жизнь превращается в гигантскую рулетку, в которой миллиарды проигрывают в силу беспощадной статистики и математических законов теории игр. Поэтому бессмысленно описывать параметры социальной борьбы и революции, исходя из представления об экономических классах как устойчивых категориях, которым присущи постоянные парадигмы классового сознания. Силам протеста, для того чтобы быть адекватными противнику, который стоит перед ними, и революционным задачам, которые они должны решить, необходимо вернуться к фундаментальным категориям большой истории, в которых только и можно описать смысл человеческой драмы на земле именно как драмы метафизического предназначения человека.
Собственно говоря, именно это и имел в виду Маркс, говоря о преодолении отчуждения и переходе из царства необходимости в царство свободы. По сути дела, он пользовался религиозными категориями. Однако этот метафизический слой марксистского видения истории не обеспечивался ни философски, ни методологически. Перед Интернационалом XXI века стоит задача восстановить провиденциалистское измерение своей освободительной миссии, без которого невозможно разгромить тираническую корпорацию, бесспорно обладающую метафизическим видением и пониманием своего статуса и своих задач по отношению к человечеству и вселенной.
Именно поэтому материализм Маркса и Энгельса соответствует ушедшему в прошлое менталитету, исчезнувшей эпохе и представляет собой доктринальную обузу. Однако это не значит, что претензии к старой философии, сформулированные «классиками», можно снять. Мир по-прежнему надо изменять, а не объяснять; только теперь это волевое изменение осуществляется не в организационно-структурной, а в смысловой сфере.
Этой новой задаче в полной мере соответствует только новый метод мышления — политическая теология. Он представляет собой беспрецедентную в истории мысли форму постидеализма, которая основана на парадоксе Откровения.
Полюса «свободы» и «тирании» в современном мире
Основополагающими понятиями, на которых должно строиться мировоззрение нынешних протестных сил, являются, бесспорно, категории «свобода» и «тирания». В предыдущие времена было сделано многое для того, чтобы затемнить смысл этих слов, банализировать их и дать им узкое, зависимое от частных обстоятельств объяснение. «Свобода» как свобода выбора, экономические возможности, политический ресурс и т.п. есть, бесспорно, профанация этой категории, сутью которой на самом деле является внутренняя онтологическая независимость личного сознания. Именно такое понимание свободы дает гарантию ее подлинности и проводит водораздел между человеком, понятым как объект обстоятельств, и человеком, который является смыслообразующим субъектом. В самом деле, свобода, интерпретированная механическим или количественным образом, не предполагает, что ее носитель или тот, кто ее лишен, вообще заслуживает существования и имеет какой бы то ни было онтологический смысл.