Осязаемая реальность

Хомич-Журавлёва Ольга

«В ярком пурпуре небо, кайма облаков…»

В ярком пурпуре небо, кайма облаков,Шелест трав ароматных и трель соловьиная,Вечер нежный и шепот, чуть слышный ветров,Песня дивная.Среди трав росяных, на духмяном лугу,Что граничит с темнеющим бархатом неба,Отыщу я тропинку и в детство сбегу,Прямо в небыль.Циферблат моей жизни, как замкнутый круг,Как тюрьма, что за годы привычною стала —Я покину, нырнув в заколдованный луг,Без конца и начала.Тенета

паутинные, как ловцы снов,Ловят солнца лучи, в ярких красках заката.Я срываю с себя, взрослой жизни покров,Как оплату.Против стрелки часов, назад в детство своё,Босиком я бегу заповедной тропою,Оставляя осколки разбитых часов,За спиною.

«Вчера шёл дождь…»

Вчера шёл дождь,Не зная, что меня ты ждёшь,Он смыл следы, что я оставил на дороге,Что привели бы к твоему порогу.Меня.Вчера шёл дождь,И ветра, чуть назойливый скулёж,Из-за разбитой рамы раздавался,А я, в который раз с мечтой прощался.Проклятый дождь.Он шёл вчера,И бесновались флюгера,А капли дождевые – как слезами,Выплёскивались на листы словами.Вплоть до утра.А утром выпал снег,Из под заплаканных, от слёз опухших век,Ты в тишине смотрела на дорогу,Не приведёт ли к твоему порогу,снег меня…Но у меня дожди.Ты подожди ещё немного, подожди,Сквозь дождевые стены я пробьюсь,И на пороге снежном появлюсь.Чтоб быть с тобою…Навсегда.

«Вы пейте барышня, пейте…»

Вы пейте барышня, пейте,Сегодня не грех и напиться,Да, бывают такие моменты,Когда хочется утопиться.Нырнуть с головою в бутылку,Пусть даже с дешёвым виски,Вы пейте барышня, пейте,Ведь путь предстоит не близкий.Начнёте со слов «За что же?»,А закончите тяжким похмельем,Вот только, увы, не поможет,Лечить своё сердце хмелем.Не поможет портвейн янтарный,И шампанское не поможет,А хотите, напейтесь слезами,Расскажите о том, что гложет.И быть может, Вам полегчает,И желанье напиться, сгинет,Вы пейте барышня, пейте,А то чай Ваш, совсем остынет…

«Я ведь очень тебя люблю…»

Я ведь очень тебя люблю,Но любовь эта, с привкусом боли,Когда губы зубами травлю,Так, что чувствуешь привкус крови.Да, мне есть что сказать, но молчу,Зная, что ты в ответ взорвёшься,За молчанье я болью плачу,Я рыдаю, ты громко смеёшься.Я живу с острым чувством вины,Знаю, что без вины виновата,И в тисках перманентной войны,Размышляю, достойна ли плата.И неважно кто прав, а кто нет,Нам друг друга уже не исправить,Ты прагматик, я тихий эстет,Не отнять, этих черт не убавить.Я могла бы сказать, но молчу,Что любовь моя, с привкусом боли,я люблю тебя, очень люблю,Но я быть не хочу тобою.

«Случайно заглянув на огонёк…»

Случайно заглянув на огонёк,В моей вселенной Вы недолго были.У Вас свои пути. Вам невдомёк,Как много не узнали, упустили.Вы заглянули мимоходом и ушли,Я так и не узнала имя Ваше.Ни слова не сказав, мосты сожгли,Ведь Вы умнее, опытней и старше.Случайно посетили, просто так.Ушли, но так назад и не вернулись.Для вас визит на миг – такой пустяк,И боль моя Вас так и не коснулась.В свой мир, как в одеяло завернусь,Закрывшись ото всех, и помечтаю,Что в Вашем сердце поселилась грусть —И Вы вернётесь… Я об этом знаю.

Татьяна Ефимова. «Овраг». Бумага. Гелевая ручка.

Татьяна Ефимова. «Сосны». Бумага. Гелевая ручка.

Татьяна Ефимова. «Река». Бумага. Гелевая ручка.

Татьяна Ефимова. «Дороги». Бумага. Карандаш.

Татьяна Ефимова. «Балкон». Бумага. Карандаш.

Татьяна Ефимова. Туман». Бумага. Карандаш.

Ирина Иваськова

Родилась 4 июня 1981 года в городе Красноярске.

Больше тридцати лет подряд собирала впечатления, слушала и наблюдала – сначала Север, теперь Юг. Думаю, пришло время поделиться всем, что мне удалось поймать. Вижу красоту даже в мелочах, предпочитаю шептать, а не кричать. Мой герой – одинокий и нелепый, плетет свой мир из того, что не нужно другим: обрывков, обломков и недоразумений. И результат только кажется хаосом – если отойти подальше и прищуриться, сразу виден узор – вполне осмысленный, хоть и странный.

Очень люблю свою семью и близких за то, что они всегда позволяли мне быть собой.

Маленькая Норма Джин

Маленькую Норму Джин забыли очень быстро. Там и помнить-то было нечего – слабые пряди волос на затылке, светлые глаза, худые ножки – моль на палочках – так шутила про внучку бабушка.

Диковинное прозвище Норме Джин досталось по случаю, когда мелкие обстоятельства собрались в горсть и высыпались в одно утро, перемешались, перепачкались и закрутились в коротком, но неожиданно сильном ветре, налетевшем на бледную девочку в белой плиссированной юбке. Ветер хлопнул белым подолом, поднял вверх тонкую ткань и тут же упорхнул прочь, не заинтересовавшись целомудренным детским бельишком.

– Ну, ё-моё, прям Норма Джин! – зашумел вдруг Валька, до одурения озабоченный половым вопросом подросток из двадцать восьмой.

Совершенно случайно то летнее начало дня собрало под медленно накаляющиеся небесные своды целую кучу народа – кто-то спешил на работу, кто-то возвращался домой, а кто-то предвкушал целый день безделья, безобразия и бесконтрольности.

Валькина шутка имела успех. Смеялся чернявый Жора, меняющий валюту у Центрального рынка, смеялась его жена, послушно рожающая по ребенку в год и похожая на многорукого Шиву с целой свитой мелких густоволосых демонов. Смеялся больной Толик – пожилой мальчик с кожаным блокнотом, исписанным в каждой клеточке полоумными стихами, и толстая Вероника Тихоновна хихикала, крепко держа на поводке свою любимую лысоватую болонку.