От 7 до 70
Шрифт:
В отличие от своего брата Володи, который позже написал воспоминания, Леня никогда, нигде и никому не говорил о своем происхождении, о своих родителях. Не знаю, была ли это врожденная скрытность характера или заложенное с раннего детства неистребимое чувство страха.
ПОХОРОНЫ СТАЛИНА
Смерть главного вождя вызвала всеобщую растерянность и тревогу. Было очевидно, что предстоит ожесточенная борьба за власть. Ходили слухи, что место усопшего займет по наследству другой грузин – Берия. Недаром на похоронах он выступил с речью, в которой почти буквально повторил хрестоматийные слова Сталина, сказанные им
«Нам завещал товарищ Сталин беречь, как зеницу ока...»
В газетах было опубликовано Постановление совместного заседания ЦК КПСС, Совмина СССР, Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось о необходимости
«величайшей сплоченности руководства, недопущения какого-либо разброда и паники».
Обращало также внимание, что, кроме назначения Маленкова Председателем Совмина, Ворошилова Председателем Президиума Верховного Совета и многих других важных назначений в этом Постановлении было и странное указание,
«чтобы тов. Хрущев Н.С. сосредоточился на работе в ЦК КПСС».
Все газеты пестрели, как тогда было принято, почти одинаковыми заголовками:
«Величайшая сплоченность и единство»
«У гроба И.В.Сталина»
«Москва траурная»
«Бодр наш дух, непоколебима наша уверенность»
«Да живет и побеждает дело Сталина!»
Как полагается, тут же откликнулись и главные поэты страны. К.Симонов написал:
Нет слов таких, чтоб ими передать
Всю нестерпимость боли и печали,
Нет слов, чтоб ими рассказать,
Как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин!
Нет, не нашел никаких таких других слов и другой большой поэт А.Твардовский, он тут же рядом повторил почти абсолютно тоже самое:
В этот час величайшей печали
Я тех слов не найду,
Чтоб они до конца выражали
Всенародную нашу беду.
А в нижнем правом углу «Правды» 7 марта 1953 года Комиссия по организации похорон товарища Сталина сообщала
«для сведения всех организаций, что доступ в Колонный зал Дома Союзов открыт с 6 часов утра до 2-х часов ночи».
Вот эти последние строчки и послужили своеобразным сигналом к началу того массового психоза, который охватил тогда громадные толпы людей, ринувшихся посмотреть на того, кого при жизни они не только не могли видеть, но и слышали только по редким и не всегда приятным случаям. Об этом драматическом или даже трагическом эпизоде нашей истории, когда в давке погибли люди, уже много писалось, и я ни коем случае не стал бы еще раз касаться этой темы, если бы не одно очень яркое и очень личное воспоминание.
В тот день, движимый тем самым стадным чувством, я со своими двумя школьными друзьями направился в сторону Колонного
Очень скоро движение совсем застопорилось. Мы потоптались какое-то время возле углового здания, а затем решили всех обмануть. Выбрались кое-как из толпы и рванули через арку во двор. Правда, вскоре нам стало ясно, что таких умников было не намного меньше тех, кто шел к Сталину прямым путем.
И все-таки нам удалось пересечь несколько наглухо отгороженных от улицы больших дворов и таким образом значительно приблизиться к цели. Но, увы, из последнего двора, находившегося почти рядом с Проездом Художественного театра, дальше хода уже не оказалось. Что оставалось делать, возвращаться обратно?
И тут я увидел, что несколько каких-то находчивых ходоков взбирались по пожарной лестнице на крышу. Было очевидно, что они надеялись оттуда пролезть через чердак к другой лестнице на противоположной стороне дома и уже по ней спуститься прямо к наружному подьезду. Вот он путь к Сталину!
«Не буду дураком» – сообразил я и последовал за умными и находчивыми. Подошел к лестнице и поставил ногу на первую ступеньку. Но потом поднял голову вверх, чтобы посмотреть, куда лезу, и тут замер от неожиданности.
Сначала я даже не понял в чем дело: что-то ослепительно яркое резануло по глазам – прямо надо мной, в непосредственной близости (рукой можно было достать), из-под серого драпового пальто сверкнуло небесно-голубое пятно девичьих штанишек. Они плотно облегали круглые толстенькие бедра, к которым подбирались широкие розовые резинки, державшие на белых пуговках бежевые чулки. Взгляд магнитом тянулся туда, повыше, к пышным волнующим овалам, но было так неловко и стыдно, что я невольно отвел глаза, замер в нерешительности, а затем снял ногу со ступеньки лестницы и отошел в сторону.
...Так я и не попал к Сталину.
Глава шестая
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ "МАГИСТРАЛЬ"
МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШОЙ ВООБРАЖАЛА
Нападающих было трое. Один из них, Хромой, которому я выстрелом перебил ногу, пытался взять меня справа, Второй нападал слева, со стороны фабрики. Он перебегал от одного дома к другому и неумолимо приближался к моему укрытию. Еще мгновение, и он будет совсем рядом. Но все же самым опасным был Третий. Он стоял в окне дома напротив и непрерывно стрелял из многозарядного пистолета. Шли минуты, и я ничего не мог поделать.
Вдруг с соседней улицы, высекая брызги искр из проводов, выехал трамвай. Третий прыгнул на его крышу и побежал вперед, чтобы достать меня с близкого расстояния. Но это было его роковой ошибкой. Я успел выхватить из кармана лимонку, быстро выдернул чеку и, сильно размахнувшись, бросил гранату далеко вперед. Загремел взрыв, столб пламени взметнулся вверх, сквозь него я увидел, как Третий грохнулся об мостовую.
Мне было 7 лет. Я сидел на скамейке возле своего дома и фантазировал. Мне виделись длинные взлетные полосы аэродромов, сверкающие на солнце крылья самолетов и блестящие серебряные скаты аэростатов. А неподалеку, ощетинившись острыми дулами орудий, готовился к вылету огромный хвостатый дирижабль.