От Альбиона до Ямайки
Шрифт:
Запив трапезу травяным настоем, еще горячим, забрали фонарь из нашей тесной каютки и двинулись на камбуз, местоположение которого я на основании ранее сделанных наблюдений угадать бы не смог. Прошли под палубой до носа, где через люк нырнули вниз. Это вроде как трюм. В носовой сравнительно узкой части на пол была насыпана земля, поверх которой горел костер, над которым на цепях висели котлы, а на треноге стояла сковорода. Тут же наблюдались залежи дров, большая бочка, явно с пресной водой, ящики, корзины, мешки, бочонки и разная другая тара с припасами. Воздух здесь отличался крепкой закопченностью, но смрада или угара не чувствовалось. И еще крепкая деревянная переборка отделяла носовую часть трюма от всего остального корабля. Кроме как наверх, в большое межпалубное пространство, отсюда никуда не денешься. Типа небольшого гермоотсека, какие использовались в лодках моего времени. Логика подсказывает, что и под каютами в корме должно быть нечто похожее, хотя хода туда я не приметил. С другой стороны, как раз подходящее место для крюйт-камеры, где хранится порох.
Принесенный с собой фонарь мы открыли, распахнув одну из стенок. Лучинкой, воспламененной в костре-очаге, зажгли сальную свечу, да и вернулись в свою каюту, снова пробравшись между коек, на которых спали матросы. Такой вот на морских судах этой эпохи быт – комфорта минимум. Ну и присутствие кока рядом с горящим в трюме костром намекает, что открытое пламя всегда должно быть под присмотром, потому что пожар на деревянном просмоленном судне – чистая катастрофа.
– Сонь, а что это за выходка с молитвой перед ужином, – спросил я свою реципиентку уже на соломенном матрасе в тесной каютке.
– Джон и Бетти верующие, – ответила подрастающая аристократка. – И детей хотят воспитать в лоне церкви.
На что я мысленно оторопел и захлопнулся. Сонька наловчилась слушать или не слушать мои мысли, когда как хотела, а вот от меня она легко закрывалась. Возможно, терзания взрослого разума ее веселили, однако она редко насмешничала, чтобы не обидеть ненароком свой внутренний голос. И вообще, опьянение после неосторожно хряпнутого рома пока прошло не до конца – в сон клонило со страшной силой.
Глава 5. Устаканилось
С самого утра Софи и Мэри окончательно освоились в непривычной для них обстановке и стали вести себя правильно. Служанка принесла воду и таз, а госпожа умылась. Правда, потом тут же умылась и прислуга – в походе все-таки, а комнаты для умывания мы на судне не встречали. Расчесались, заплели друг друга, как могли. Мэри сегодня оделась не в шелка, а в платье прислуги, и не забыла передник и чепец. Она же доставила в каюту завтрак, который девочки снова уплетали вместе из одного котелка. Закрытая дверь позволяла соблюдать условности не чересчур тщательно.
Однако прикольно было воспринимать раздражение юной аристократки из-за того, что подружка носится по кораблю, а она тут сидит и ждет, потому что не пристало ей хлопотать о быте – положение обязывает вести себя чопорно.
Затем, естественно, состоялась прогулка по верхней палубе, где Софи раскланялась с незнакомым джентльменом. Видимо, пассажиром из другой каюты. Кроме рулевого на корме здесь наблюдались только два матроса, бездельничающих, облокотившись о пушки. Их было две на баке – собственно, и все вооружение этого судна, потому что под палубой мы не встретили ни одной, хотя порты со всеми причитающимися им креплениями, тягами и прочей обвязкой имелись в большом количестве.
Ветер дул с кормы, но главные паруса отсутствовали. Ход обеспечивали только два меньших паруса на верхних реях да блинд на бушприте. Волны за бортом выглядели мелкими, качка не ощущалась. Тепло и пасмурно. И далеко впереди полоска берега выглядывает из-за горизонта. Море здесь далеко не пустынно – в отдалении видны другие корабли. В принципе, очень скучно.
«Внутренний голос! Придумай, чем бы заняться».
«Давай рассматривать пушку. Видишь, спереди отверстие. Это дуло, то есть срез канала ствола, – улавливаем движение со стороны, сопровождающей нас… компаньонки в данном случае».
– Так вот, Мэри, – озвучивает полученные сведения Софи. – Эта дырка называется дуло. Она отрезает от ствола канал, – за нашими спинами фыркают моряки, я поправляю хозяюшку, которая тут же вносит коррективы в свое выступление:
– То есть канал ствола – это глубина дырки, – и детская ладошка сворачивается желобком, проникая в пушку.
«Какой же это калибр?» – думаю я.
– А в глубине спрятан калибр, но я никак до него не дотянусь, – рассказывает Софи.
«До чего же она еще маленькая», – внутренне вздыхаю я.
– И это не я маленькая, а пушка большая, – горячится девочка.
– Отнюдь, мэм, – теряет терпение один из матросов. – Трехфунтовка.
Я смотрю на дульный срез и недоумеваю – они калибр по каким ядрам определяли? Или фунт у них слишком тяжелый? Хотя время такое. И футы, и фунты у всех разные. Я со своих времен помню дюймы. Но не уверен, что они нынче такие же, как в двадцатом веке. Даже не знаю, от чего плясать. Морскую милю помню, но в ходу ли она сейчас? Длину окружности земного шара еще древние греки измерили. А что по этому поводу думают англичане в конце семнадцатого века, ума не приложу. Хотя у них, кажется, еще и ярд был от кончика носа какого-то короля и до его оттопыренного большого пальца. Так что с метрологией перспективы безрадостные.
Зато пушка, по моим прикидкам, калибром смахивает на трехдюймовку. То есть можно и снаряд порохом начинить, и ударный взрыватель в эту бомбу вделать.
«Зачем?» – возникает в мозгу Софочкин вопрос.
«Чтобы папу пираты не обижали. Но чтобы добиться этого, придется многое узнать и многому научиться».
«А можно я Мэри тоже научу? А то она даже читать не умеет, потому что ее заставляют работать, а не ерундой заниматься».
Вот такая сразу этическая проблема. Софи может приказать своей служанке заниматься грамотой, но это отменит распоряжение матери – Бетти, чего умница Софи хотела бы избежать. Да и свою зависимость от домработницы она достаточно ясно осознает.
«Хорошо, что ты меня понимаешь, внутренний голос». – Софи действительно умница, хотя и малявка.
Один из матросов направил подзорную трубу в сторону идущего поодаль корабля с прямыми парусами. А слева заприплясывала камеристка. Она ведь ребенок, которому тоже хочется посмотреть. Софи несколько напряглась, или сочувствуя подружке, или сама желая приникнуть к окуляру.
– Уверена, милая, если ты обратишься к уважаемому вахтенному, он не откажет тебе в столь незначительной услуге, как позволить посмотреть в зрительную трубу, – произнесла носительница моего рассудка уверенным хозяйским тоном. Это был четко выраженный приказ, если кто-то не догадался. Дочь капитана потребовала от моряка при исполнении оптику для подружки. Восприняв эту мысль, Софи внутренне споткнулась, но матрос уже протянул подзорную трубу якобы горничной, которая приняла ее с неуклюжим книксеном.