Я оттолкнула Анну Андреевну от окна – мальчики-узбеки швыряют камни в наш поезд с криками: «Вот вам бомбежка!»
Камень ударился в стенку вагона.
Мы где-то совсем близко от Ташкента. Все цветет. Окна открыты.
Л. К. Чуковская.
Из книги «Записки об Анне Ахматовой»
Первый дальнобойный в Ленинграде
И в пестрой суете людскойВсе изменилось вдруг.Но это был не городской,Да и не сельский звук.На грома дальнего раскатОн,
правда, был похож, как брат,Но в громе влажность естьВысоких свежих облаковИ вожделение лугов —Веселых ливней весть.А этот был, как пекло, сух,И не хотел смятенный слухПоверить – по тому,Как расширялся он и рос,Как равнодушно гибель несРебенку моему.
После 4 сентября 1941
Ленинград
Январь
Ташкент
Птицы смерти в зените стоят…
Птицы смерти в зените стоят.Кто идет выручать Ленинград?Не шумите вокруг – он дышит,Он живой еще, он все слышит:Как на влажном балтийском днеСыновья его стонут во сне,Как из недр его вопля: «Хлеба!» —До седьмого доходят неба…Но безжалостна эта твердь.И глядит из всех окон – смерть.
28 сентября 1941
Самолет
Октябрь – ноябрь
Ташкент
Мужество
Мы знаем, что ныне лежит на весахИ что совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах.И мужество нас не покинет.Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова, —И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.Свободным и чистым тебя пронесем,И внукам дадим, и от плена спасемНавеки!
23 февраля 1942
Ташкент
Многое еще, наверно, хочет…
Многое еще, наверно, хочетБыть воспетым голосом моим:То, что, бессловесное, грохочет,Иль во тьме подземный камень точит,Или пробивается сквозь дым.У меня не выяснены счетыС пламенем, и ветром, и водой…Оттого-то мне мои дремотыВдруг такие распахнут воротаИ ведут за утренней звездой.
Март 1942
Ташкент
Щели в саду вырыты…
Щели в саду вырыты,Не горят огни.Питерские сироты,Детоньки мои!Под землей не дышится,Боль сверлит висок,Сквозь
бомбежку слышитсяДетский голосок.
18 апреля 1942
Анна Ахматова с Валей Смирновым. Ленинград. 1940 г.
…И еще один облик Ахматовой – совершенно непохожий на все остальные. Она – в окаянных стенах коммунальной квартиры, где из-за дверей бесцеремонных соседей не умолкая орет патефон, часами нянчит соседских детей, угощает их лакомствами, читает им разные книжки – старшему Вальтера Скотта, младшему «Сказку о золотом петушке». У них был сердитый отец, нередко избивавший их под пьяную руку. Услышав их отчаянные крики, Анна Андреевна спешила защитить малышей, и это удавалось ей далеко не всегда.
Уже во время войны до нее дошел слух, что один из ее питомцев погиб в ленинградской блокаде. Она посвятила ему эпитафию, которая начинается такими словами:
Постучись кулачком – я открою.Я тебе открывала всегда.
Для него, для этого ребенка, ее дверь была всегда открыта.
Корней Чуковский.
Из воспоминаний об Анне Ахматовой
Постучись кулачком – я открою…
Постучись кулачком – я открою.Я тебе открывала всегда.Я теперь за высокой горою,За пустыней, за ветром, за зноем,Но тебя не предам никогда…Твоего я не слышала стона,Хлеба ты у меня не просил,Принеси же мне веточку кленаИли просто травинок зеленых,Как ты прошлой весной приносил.Принеси же мне горсточку чистой,Нашей невской студеной воды,И с головки твоей золотистойЯ кровавые смою следы.
23 апреля 1942
Ташкент
NOX. Статуя «Ночь» в Летнем саду
Ноченька!В звездном покрывале,В траурных маках, с бессонной совой…Доченька!Как мы тебя укрывалиСвежей садовой землей.Пусты теперь Дионисовы чаши,Заплаканы взоры любви…Это проходят над городом нашимСтрашные сестры твои.
30 мая 1942
Ташкент
Какая есть. Желаю вам другую…
Какая есть. Желаю вам другую.Получше. Больше счастьем не торгую,Как шарлатаны и оптовики…Пока вы мирно отдыхали в Сочи,Ко мне уже ползли такие ночи,И я такие слушала звонки!Не знатной путешественницей в креслеЯ выслушала каторжные песни,А способом узнала их иным………Над Азией – весенние туманы,И яркие до ужаса тюльпаныКовром заткали много сотен миль.О, что мне делать с этой чистотоюПрироды, с неподвижностью святою?О, что мне делать с этими людьми?