От царскосельских лип: Поэзия и проза

Ахматова Анна Андреевна

XIII

Ты спроси у моих современниц,Каторжанок, «стопятниц», пленниц,И тебе порасскажем мы,Как в беспамятном жили страхе,Как растили детей для плахи,Для застенка и для тюрьмы.

XIV

Посинелые стиснув губы,Обезумевшие ГекубыИ Кассандры из Чухломы,Загремим мы безмолвным хором,Мы, увенчанные позором:«По ту сторону ада мы…»

XV

Я ль растаю в казенном гимне?Не дари, не дари, не дари мнеДиадему с мертвого лба.Скоро мне

нужна будет лира,Но Софокла уже, не Шекспира.На пороге стоит – Судьба.

XVI

Не боюсь ни смерти, ни срама,Это тайнопись, криптограмма,Запрещенный это прием.Знают все, по какому краюЛунатически я ступаюИ в какой направляюсь дом.

XVII

Но была для меня та темаКак раздавленная хризантемаНа полу, когда гроб несут.Между «помнить» и «вспомнить», други,Расстояние, как от ЛугиДо страны атласных баут [87] .

XVIII

Бес попутал в укладке рыться…Ну, а как же могло случиться,Что во всем виновата я?Я – тишайшая, я – простая,«Подорожник», «Белая стая»…Оправдаться… но как, друзья?

87

Баута – в Италии – маска с капюшоном. (Прим. ред.)

XIX

Так и знай: обвинят в плагиате…Разве я других виноватей?Впрочем, это мне все равно.Я согласна на неудачуИ смущенье свое не прячу…У шкатулки ж тройное дно.

XX

Но сознаюсь, что применилаСимпатические чернила…Я зеркальным письмом пишу,И другой мне дороги нету —Чудом я набрела на этуИ расстаться с ней не спешу.

XXI

Чтоб посланец давнего векаИз заветнейших снов Эль ГрекоОбъяснил мне совсем без слов,А одной улыбкою летней,Как была я ему запретнейВсех семи смертельных грехов.

XXII

И тогда из грядущего векаНезнакомого человекаПусть посмотрят дерзко глаза,Чтобы он отлетающей тениДал охапку мокрой сирениВ час, как эта минет гроза.

XXIII

А столетняя чаровница [88] Вдруг очнулась и веселитьсяЗахотела. Я ни при чем.Кружевной роняет платочек,Томно жмурится из-за строчекИ брюлловским манит плечом.

XXIV

Я пила ее в капле каждойИ бесовскою черной жаждойОдержима, не знала, какМне разделаться с бесноватой:Я грозила ей Звездной Палатой [89] И гнала на родной чердак [90] —

88

Романтическая поэма. – примечание А. Ахматовой.

89

Звездная Палата – тайное судилище в Англии, которое помещалось в зале, где на потолке было изображено звездное небо. (Прим. ред.)

90

Место, где, по представлению читателей, рождаются все поэтические произведения. – примечание А. Ахматовой.

XXV

В темноту,

под Манфредовы ели,И на берег, где мертвый Шелли,Прямо в небо глядя, лежал, —И все жаворонки всего мира [91] Разрывали бездну эфираИ факел Георг [92] держал.

XXVI

Но она твердила упрямо:«Я не та английская дамаИ совсем не Клара Газуль [93] ,Вовсе нет у меня родословной,Кроме солнечной и баснословной,И привел меня сам Июль.

91

См. знаменитое стихотворение Шелли «То the sky-lark» (англ.). – «К жаворонку». (Прим. ред.)

92

Георг – лорд Байрон. (Прим. ред.)

93

Клара Газуль – псевдоним Мериме. (Прим. ред.)

XXVII

А твоей двусмысленной славе,Двадцать лет лежавшей в канаве,Я еще не так послужу,Мы с тобой еще попируем,И я царским моим поцелуемЗлую полночь твою награжу».

5 января 1941

Фонтанный Дом

в Ташкенте и после

Часть третья

ЭПИЛОГ

Быть пусту месту сему…

Евдокия Лопухина

Да пустыни немых площадей,

Где казнили людей до рассвета.

Анненский

Люблю тебя, Петра творенье!

Пушкин

Моему городу

Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного все как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары. В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клен) выбито, и за ним зияет черная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия. Но в общем тихо. Голос автора, находящегося за семь тысяч километров, произносит:

Так под кровлей Фонтанного Дома,Где вечерняя бродит истомаС фонарем и связкой ключей, —Я аукалась с дальним эхом,Неуместным смущая смехомНепробудную сонь вещей,Где, свидетель всего на свете,На закате и на рассветеСмотрит в комнату старый кленИ, предвидя нашу разлуку,Мне иссохшую черную руку,Как за помощью тянет он.Но земля под ногой гудела,И такая звезда [94] гляделаВ мой еще не брошенный домИ ждала условного звука…Это где-то там – у Тобрука,Это где-то здесь – за углом.Ты не первый и не последнийТемный слушатель светлых бредней,Мне какую готовишь месть?Ты не выпьешь, только пригубишьЭту горечь из самой глуби —Этой нашей разлуки весть.Не клади мне руку на темя —Пусть навек остановится времяНа тобою данных часах.Нас несчастие не минует,И кукушка не закукуетВ опаленных наших лесах…А за проволокой колючей,В самом сердце тайги дремучей —Я не знаю, который год, —Ставший горстью лагерной пыли,Ставший сказкой из страшной были,Мой двойник на допрос идет.А потом он идет с допроса,Двум посланцам Девки безносойСуждено охранять его.И я слышу даже отсюда —Неужели это не чудо! —Звуки голоса своего:

94

Марс летом 1941 г. – примечание А. Ахматовой.