От двух до пяти
Шрифт:
И конечно, находились подхалимы-халтурщики, которые ради угождения начальству усердно посрамляли в своих писаниях сказку и всячески глумились над ее чудесами.
Делалось это по такому шаблону: изображался разбитной, нагловатый мальчишка, которому все сказки трын-трава. К нему прилетала фея и приносила скатерть-самобранку. Но он
Руки
В брюки
Запихал,
Прыснул,
Свистнул
И сказал:
"Очень, тетя,
Вы уж врете!
Ни к чему теперь, гражданка,
Ваша "скатерть-самобранка".
Никого не удивите
Этой штукою в Нарпите..."
Когда же ему
Ну, а я предпочитаю,
Знаете, вагон трамвая.
Невоспитанный, развязный, хамоватый малыш пользовался полным сочувствием автора.
И подобных книжек было много, и нельзя сказать, чтобы они совсем не влияли на тогдашних детей.
С чувством острой жалости прочитал я в одном из журналов, как четырехлетний ребенок оказался до такой степени оболванен своим воспитанием, что, выслушав от матери поэтическую сказку о "Гусях-лебедях", стал изобличать ее во лжи:
– Ты все врешь, мама: печка не говорит, и яблоко не говорит, и речка не говорит, и девочка не спряталась в речку, девочка утонула [88] .
И ведь рада, ведь горда воспитательница, что мальчик оказался такой умный и трезвый: она приводит его слова как образец для других, хотя, повторяю, в каждом, кто любит и знает детей, этот ребенок вызывает такую щемящую жалость, словно он слепой или горбатый.
Не подозревая о его страшном изъяне, с ним пробуют говорить, как с нормальным ребенком. Возбуждая его детскую фантазию, кто-то сказал необдуманно:
88
"На путях к новой школе", 1926, № 11, стр. 9.
– Ты маленькая белочка! Вот твои лапки!
Он рассердился и возразил свысока:
– Я не белочка, я Лева, и у меня не лапки, а руки!
Конечно, Менделеева из этакого солдафона не выйдет, а разве что Кувшинное рыло.
К счастью, такие калеки - редкость.
Огромное большинство четырехлетних детей при помощи самочинных игр и самоделковых сказок отстояли свою нормальную детскую психику от душителей и душительниц детства.
Из вышеизложенного вовсе не следует, будто я только о том и мечтаю, чтобы советских ребят с утра до ночи ублажали волшебными сказками. Тут нужна дозировка - и самая строгая. Конечно, монархическую и клерикальную сказку нужно изгонять беспощадно. Но нельзя же было допустить, чтобы на основе своих мелкоутилитарных теорий горе-педагоги отнимали у советских детей великое наследие мировой классической и народной словесности.
Владычество мнимых борцов за мнимое реалистическое воспитание детей оказалось весьма кратковременным. В Москве, в Ленинграде и других городах выступила целая когорта пламенных защитников сказки, вдохновляемая и руководимая Горьким.
Гонители сказок отступили с уроном, и всем одно время казалось, что они посрамлены окончательно.
III. ПОРА БЫ ПОУМНЕТЬ! 1934
Для такой иллюзии было много причин, потому что уже в 1934 году особенно после памятного выступления Горького на Первом Всесоюзном съезде советских писателей - всюду стали появляться раскаявшиеся педагоги, редакторы, руководители детских садов,
"Молодая гвардия", а потом и Детиздат стали в ту пору печатать в несметном числе экземпляров и "Гайавату", и "Конька-горбунка", и "Мюнхаузена", и "Сказки" Пушкина, и русские народные сказки, и всякие другие создания фантастики.
Но праздновать победу было рано. В этом я мог убедиться на основании личного опыта. Случилось мне в том же году напечатать в журнале "Еж" пересказ гениального античного мифа о Персее, Андромеде и Медузе Горгоне. И тотчас же в редакцию "Ежа" было прислано такое письмо - из Гомеля - от одного педагога:
"Уважаемый товарищ редактор! Прочитав в № 1 вашего журнала "Еж" помещенную на стр. 24 греческую сказку "Храбрый Персей", дети моей школы окружили меня с вопросами, зачем такую чепуху пишут в нашем журнале... Как можно объяснить детям всю нелепость и бессмысленность описанных в этом рассказе эпизодов, насыщенных самым грубым, нелепым и бессмысленным суеверием?
По моему мнению, эта сказка лишена всякой художественной и литературной красоты...
Заведующий школой А.Раппопорт".
Я хотел было смиренно указать Раппопорту, что этот миф о Персее именно своей красотой и художественностью притягивал к себе из века в век первоклассных скульпторов, драматургов, поэтов - и Овидия, и Софокла, и Еврипида, и Бенвенуто Челлини, и Рубенса, и Тициана, и Корнеля, и Эредиа, и Канову.
Я хотел напомнить о Марксе, который неоднократно свидетельствовал, что древнегреческий эпос и древнегреческое искусство, выросшие на мифологической почве, "продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служить нормой и недосягаемым образцом" [89] .
89
К.Маркс и Ф.Энгельс, Сочинения, т. 12, стр. 737.
Но Раппопорту ни Маркс, ни Еврипид не указ. Он твердо стоит на своем:
"По моему мнению, эта сказка лишена всякой художественной и литературной красоты".
И ссылается при этом на детей: будто бы вверенные его попечению дети были чрезвычайно разгневаны, когда увидели "Персея" в журнале, и тотчас же заявили коллективный протест против печатания древнегреческих мифов.
Этому я, извините, не верю. Не может быть, чтобы во всей его школе не уцелело нормальных ребят с живым поэтическим чувством! Не может быть, чтобы ему удалось окончательно вытравить из всех малышей присущее им тяготение к фантастике!
А если и нашлось двое-трое таких, которые не поняли этой легенды, так ведь на то им и дан Раппопорт, чтобы объяснить непонятное.
Воспользовавшись "Персеем" для школьной беседы, он мог бы поговорить с ними о происхождении мифов, о созвездиях Кассиопеи, Андромеды, Персея, он мог бы прочитать им научно-атеистическую лекцию о насыщенности христианской религии мифами языческой древности, о связи матери Персея с богоматерью, "девой Марией", о сходстве дракона, который должен был пожрать Андромеду, с китом библейского пророка Ионы и т.д., и т.д., и т.д.