От грозы к буре
Шрифт:
Впрочем, он и без того звучал убедительно. Все поставил на кон епископ: пан или пропал. Ждать долго не пришлось. В его пользу невидимые кости выпали, судя по голосам князей. Никто из них не вспомнил, что совсем не так все было. Значит, нет в гриднице свидетелей, так что теперь уж рязанцу вовек не отмыться.
Что там шрамик еле видный – пустяк, да и только. Он и двенадцать лет назад не больно-то приметен был, после того как зажила ранка, короста облетела, да кожица молодая наросла. А уже сейчас он и вовсе еле видимый, и то если хорошо приглядеться.
Ныне не то. Ныне каждый приглядеться захочет, именно этот шрам первым делом станет выискивать взглядом, а приметив –
Эх, погорячился Константин малость. Ему бы поделикатнее как-то поступить с самолюбивым епископом, а не сгоряча рубить. В конце концов, от сотни селищ не обеднел бы сильно, а там, глядишь, мало-помалу и стерпелся бы епископ с норовом рязанского князя. Теперь поздно.
Еще полчаса назад, десять минут отступя, пять, три – все совершенно иначе было. Да, союз княжеский все равно создался бы, круто замешанный в первую очередь на холодной негасимой ненависти Мстислава Святославовича да на клокочущем гневе Ярослава Всеволодовича. Да, опасен он был бы для Константина. Но тут еще страшней получилось, тут впервые княжескую усобицу освятила сама церковь.
И никакой роли не играло то, что не сам митрополит всея Руси сказал эти роковые слова. Епископ – это вам тоже не кот начхал. Это, если из княжеской терминологии исходить, ближний боярин или тысяцкий стольного града, одним словом, фигура весомая. С кресла любого епископа до митрополичьих палат – шаг один шагнуть.
Не случайно именно после его выступления все последующие речи совсем иначе зазвучали: намного живее стали, а тон куда более злой и решительный. Те же, кто мог бы по складу характера предложить еще раз все взвесить да обдумать, слова уже не брали. Да их и слушать сейчас никто бы не захотел. Князья крови возжаждали. Да и о каком мире можно говорить с человеком, если его сам вседержитель своей несмываемой печатью отметил.
Потому договорились быстро. По настоянию князя Ярослава порешили, что сразу после весеннего сева соберутся князья с дружинами да ополчением верстах в двухстах северо-восточнее Козельска, там, где река Угра в Оку впадает. Очень уж близко было и смолянам добираться – недалеко от их границы, и черниговцам сподручно подняться до волока на Угру верховьями Десны, да и прочим тоже удобно. Киевлянам с новгород-северцами, считай, как и черниговцам, только в верховья Десны подняться, а там волок старинный до Угры. А хочешь, иди по Днепру вверх и у Дорогобужа опять же в Угру попадешь. И даже обитателям таких отдаленных мест, как Владимирско-Волынское княжество, Туровская земля, Минская или Полоцкая, особо думать о дороге не приходилось. Либо Припятью, либо Березиной, но все едино – в Днепр попадешь. Даже надрываться на веслах не надо – течение само под Киев принесет.
Да и на волоках тоже проблем никаких. У каждого из них на месте причала установлены бревна. Издали смотреть – рельсы желтые из воды на берег выглядывают, только почему-то деревянные. Каждое из них гладко выстругано, отшлифовано до блеска самими ладьями, а чтобы уж совсем легко дело шло, еще и салом густо промазано, от души. По ним ладья идет, будто по воде, разве что против течения. Тянуть же ее руками недолго – только до специальной телеги, а там закрепляй посудину получше да кати до другой реки. Обычно поутру ты к одной стороне волока подплываешь, а к вечеру течение тебя уже по другой реке вовсю несет. Это если без очереди, хотя они тоже случаются, когда несколько караванов купеческих одновременно подкатывают.
Половина всех ратей должна была в Киеве сойтись. И Мстислав Удатный, и Ярослав Всеволодович, и зять Мстислава Даниил, да и прочие князьки помельче.
Соединяясь там, у них всех вверх по Десне путь дальнейший лежал, навстречу остальным: черниговцам, новгород-северцам, смолянам да полкам новгородским. Даже дни встречи князья точно обговорили – кто подходит, когда и как.
А волок с Десны на Угру местом сбора всех пешцев определен, потому как последний он из тех, что ведут на саму Оку, а сам на чужих землях расположен, еще не рязанских – смоленских. Конным же дружинам ждать ополченцев предстояло у устья Угры, там, где она в Оку впадает. Далее же по тропе-матушке до самой Рязани путь чист.
Но главное тут – скрытность обеспечить. Об этом тоже подумали. Чтобы Константин ничего не заподозрил да не спохватился раньше времени, решено было своим дружинникам, и не только рядовым, но и тысяцким, вообще ничего не сообщать. Сказать лишь то, что задуман поход совместный. Спросят если – обмолвиться нехотя, что на Литву на немцев орденских. Больно уж те осмелели за последние годы. Про Константина же рязанского, ежели кто вопрошать учнет, отвечать, что надобно бы и с ним разобраться, но попозже, к осени ближе, когда смерды хлеб с полей уберут, чтоб было чем самим кормиться.
Когда же ладьи поплывут к месту сбора, утайка, конечно, наружу выйдет – с Оки на Литву идти так же сподручно, как на половцев через море Варяжское [55] , но уже поздно будет. Лазутчики если и проведают, то в Рязань к Константину разве что на день-два раньше чужих дружин поспеют, а то и вовсе одновременно с ними. Очень рассчитывал Ярослав на эту хитрость с обманными сроками. И еще мысль у него тайная была, но о ней он и вовсе ни одной живой душе не сказал. Тут ему союзники были не нужны – один надеялся все провернуть…
55
Варяжское – Балтийское.
У Любомира и его хозяина-купца друзей в самых разных землях хватало. Торговому люду без общения нельзя. Ты хорошему человеку выложил как на духу, на что в Киеве спрос хорош, а он тебе про Смоленск все поведал, куда ты сам плывешь. Прочие новости попутно проговариваются, как бесплатное приложение к торговым. Вот это приложение Любомир старательно запоминал, а потом и писал нехитрым шифром.
Уже через неделю после княжеского съезда грамотка в обычном деревянном ларце вместе с купцами рязанскими катила из Киева к Рязани. Никто ее особо не скрывал, потому что выглядела она обычным купеческим посланием, предназначенным для Тимофея Малого. Сообщалось в нем то, что и положено сообщать – куда какие товары лучше везти.
В грамоте рекомендовано было железа да мехов прихватить побольше, ибо спрос на них нынче по всей Руси велик, цена твердая и будет таковой до самой осени. То же самое у немцев орденских. Но у тех интерес только до лета продлится, а после весеннего сева везти туда эти товары нет никакого резона. Зато в Киеве на них устойчивый спрос до самой осени ожидается, пока урожай с полей не соберут. Далее гости иноземные непременно цену собьют, ибо зима была холодная, недород ожидается и на Угорщине, и у ляхов, и у тех же орденских немцев, и у свеев [56] .
56
Свей – так на Руси называли шведов и прочих скандинавов.