От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Романовский Сергей Иванович

Мальчик ошибся в последней строчке. Учитель поправил ученика. “Надо – разум”, – сказал учитель. Мальчик, не поправившись, сел на место. Пушкин, несомненно, исправил бы само стихотворение – в духе “ошибки” ученика».

Хорошо, что у Платонова хватило такта не публиковать этот неприличный пассаж. Сталин для него действительно стал светочем, Солнцем. Это – не гипербола.

Платонов в конце 30-х годов (возможно, это связано с арестом его единственного сына-подростка, но скорее всего все же – нет, ибо только что приведенный текст он сочинил за год до этой личной его беды) вконец потерял чувство меры: он славословил и работу «органов» по разоблачению «врагов народа», готов был писать любую «правильную» глупость, лишь бы ее напечатали и познакомили с ней вождя.

А его недруги, напротив, видя эту слабость писателя, распалялись еще пуще. Самый низкий из них – критик В. Ермилов. Он попил кровушку многих писателей, не одного Платонова.

… В сентябре 1939 г. этот критик пишет Жданову донос на Платонова. Сообщает секретарю ЦК, что в критических статьях Платонова «совершенно откровенно проповедоваются взгляды, которые нельзя назвать иначе чем враждебные». Пишет он и Фадееву, зная, что у того уже давно отрос зуб на Платонова. Ему он докладывает, что «даже у таких людей, как В. Катаев, Е. Петров, не говоря уже о Рыкачеве, Мунблите, Усиевич, Ф. Левине, имеется нечто вроде культа Платонова. Благоговеют перед ним, как перед Фомой Опискиным?» (Герой «Села Степанчикова» Достоевского. – С.Р.).

Это раздражает Ермилова. Подумать только: писатель не «нашего духа», а перед ним шляпу снимают, почитают его талант. А что читали? Ведь ничего не печатают.

Почти как сенсация была воспринята публикация рассказов Платонова «Бессмертие» и «Фро» в журнале «Литературный критик» (1936, № 8) да тоненькой книжицы «Река Потудань».

Затем – война. Годы страшные. Но для Платонова и счастливые. Он – штатный военный корреспондент «Красной звезды». Все время среди солдат. Много пишет. Главное – его печатают. Правда, в газетах. Но разве тогда это было важно? К тому же уже в 1942 г. напечатали отдельной книжкой небольшую часть его фронтовых рассказов.

В некоторых его рассказах о войне отчетливо заметно лицо уже, казалось бы, забытого Платонова – и во внимании к человеку, и в закрутке сюжета, и в языке. Он разглядел тему, никем до него не поднимавшуюся, – в общей победе гибнет отдельный человек! Тема эта абсолютно никем не проработана и выглядит она даже сегодня и крамольной, и кощунственной, если угодно.

Дело тут не только в войне, как таковой. Платонов копнул глубже: если война поневоле сцементировала людей в цельный монолит, где не просматриваются отдельные личности (на уровне рядовых солдат, само собой), то и социализм также сплавил людей в единый монолит строителей «светлого будущего», причем сделал это через силу, затоптав души. Поэтому такой взгляд на войну у Платонова все из того же «Котлована», из «Чевенгура» да из «Впрока». Автор, как мы знаем, отрекся от этих вещей, а они сами заявили о себе в необычном, чисто платоновском, взгляде на войну.

Всего за годы войны было опубликовано четыре сборника рассказов Платонова: «Одухотворенные люди» (1942 г.), «Рассказы о войне» (1943 г.), «Броня» (1943 г.) и «В сторону заката Солнца» (1945 г.). И все они были затоптаны критикой – и за особое в'uдение войны, и за «нагромождение странностей».

Вот одна из этих «странностей»: Платонова занимала не победа – в ней он не сомневался, – а то, с чем, с какой душой человек выйдет из нее. Впрочем тогда критика этих настроений писателя не разглядела. Такие рассказы в упомянутые сборники не вошли.

Но тема все же прорвалась в печать. В журнале «Новый мир» (1946, № 10-11) напечатали прекрасный рассказ Платонова «Семья Иванова» (Затем его стали называть «Возвращение»). Именно в этом рассказе писателя заинтересовала теневая сторона победы – как победа в войне может повлиять на послевоенную жизнь человека, на «судьбу человека».

Этим своим рассказом, как говорил сам Платонов, он хотел помочь человеку, возвращающемуся с войны, помочь ему преодолеть чувство «сиротства». Радость победы для любого человека была первичной, ибо чувство это общее, а то, что было потом, – сугубо личное, оно у каждого своё. Причем личные беды очень часто захлестывали и общую радость от победы над врагом, и победитель чувствовал себя всеми заброшенным, одиноким и никому не нужным сиротой. Он искренне жалел, что война уже закончилась и его не успели убить.

Именно этот мотив обыграл через 10 лет Михаил Шолохов в рассказе «Судьба человека». Но Платонову, первому увидевшему эту проблему, – публичная травля и кровохарканье, а Шолохову – всенародное признание, Ленинская премия, экранизация.

Таковы разные судьбы очень близких по мировосприятию дарований.

Вновь, как клещ, впился в Платонова Ермилов. На страницы «Нового мира» по указанию генерального секретаря Союза советских писателей Фадеева он выливает очередное ведро помоев под названием «Клеветнический рассказ А. Платонова».

Да и сам автор «Молодой гвардии» отмалчиваться не стал. 2 февраля 1947 г. в «Правде» он изливает всю свою желчь и на «Новый мир», и на Андрея Платонова.

Сам факт публикации этого рассказа Фадеев назвал «серьезным идейным провалом», а рассказ аттестовал как «лживый и грязноватый рассказец». В обобщении своем этот литературный генерал доходит до полнейшей гнусности: «Пора бы уже редакциям журналов понять, что такие и им подобные “произведения” не только глубоко чужды самому духу советской литературы, а это и не литература вовсе – это выползшая на страницы печати обывательская сплетня».

Прочитав сие, Платонов слег. У него пошла горлом кровь.

Вечером зашел к Платонову Шолохов. Пошел на следующий день к Фадееву. Сказал ему, что хотел и без цензурных ограничений. Фадеев расплакался, пожалел Платонова и выписал ему через Литфонд 10 000 рублей в качестве «возмещения морального ущерба».

Платонов уже смертельно болен. У него чахотка. А его бьют, бьют и бьют.

А он работает, не жалея себя. В 1946 г. заканчивает повесть «Молодой офицер». Не напечатали. В том же году приостанавливается издательская работа над принятой ранее книгой Платонова «Вся жизнь». Круг в очередной раз замкнулся. Его вновь перестали печатать: все и всё…

У Платонова опустились руки. К тому же болезнь стала резко прогрессировать. Месяцами он уже не выходит из дома.

В то время ему помогал только Михаил Шолохов.

После войны Платонову жилось особенно тяжко. Конечно, в землю его тянула чахотка. Но еще более, чем от этой страшной болезни, страдал он от своего отщепенства, своей ненужности.

И. Крамов запомнил его слова:

– Умереть надо. Не хочется жить под Сталиным и Фадеевым.

Литературные источники