От каждого – по таланту, каждому – по судьбе
Шрифт:
Судите сами: в 1924 г. Есенин пишет поэму «Песнь о великом походе». В ней он дает свое понимание революции и роли в ней Ленина, Троцкого и Зиновьева. А в это именно время его герои сцепились в подковерной схватке за власть. Эта поэма, по мнению Л.В. Занковской, стала для Есенина «роковой». Вцепившись друг в друга, Троцкий и Зиновьев проморгали усиление другой пары: Сталин – Бухарин. К лету 1925 г. это противоборство перешло на уровень борьбы центра (Сталин, Бухарин) и Ленинграда (Зиновьев). В эту борьбу всосало всех: от партийной прессы до ОГПУ.
Привело это, в частности, к тому, что историю революции надо было срочно переписать: убрать из ближайшего окружения Ленина Троцкого и рассадить вокруг него других лиц. В такой ситуации и сам Есенин, и его «Песня о великом походе» стали опасны: в его поэме рассказывалась совсем другая «история». Литературные бездари, которых в окружении Есенина, как мы знаем, было более чем достаточно, очень чутко отреагировали на эту ситуацию: не надо было даже указания сверху спускать, достаточно им было сличить тексты новейших газетных и журнальных публикаций с содержанием его поэмы, чтобы понять, в каком направлении и как надо действовать. Они эту конъюнктуру чувствовали кожей, а Есенин был далек от образовавшейся вокруг него смертоносной возни: он даже не понял, что сбежал в Ленинград как раз в тот момент, когда Зиновьев на XIV съезде партии потерпел сокрушительное поражение, и, таким образом, Ленинград стал не местом уединения, а логовом смертельно раненого зверя.
Но и это не все. Есенин мешал не только тем, кто боролся за место Главного вождя. Его люто ненавидели партийные идеологи всех уровней. Об этом почему-то забывают. Как им было воспитывать советскую молодежь «в духе», коли любимым их поэтом был Есенин, а из его стихов чаще других упоминались «Годы молодые с забубенной славой…», «Гори, звезда моя, не падай», «Исповедь хулигана», «Клен ты мой опавший», «Листья падают, листья падают». Пройдет совсем немного времени, и эти, и еще многие другие стихи Есенина назовут упадочными и даже антисоветскими. И поэт будет долгие десятилетия неиздаваем и, следовательно, не читаем. Его как бы и не станет…
Пенять поэту за политическую недальновидность и за неразборчивость в выборе друзей так же неразумно, как корить ребенка за плаксивость. Поэтому не будем удивляться тому, что Есенин часто навещает редакцию «Правды» и с простодушной откровенностью спорит с Бухариным, не замечая его зубовного скрежета; что он тесно сблизился с партийным публицистом Г. Устиновым, который вскоре организует смертельную травлю поэта в центральной печа- ти, а через короткое время окажется в роли «главного свидетеля» загадочной смерти поэта; что Есенин тесно сошелся с Я. Блюмкиным, не подозревая, что тот просто «на задании» и сам поэт – лишь «объект» для охоты органов.
Разве мог он просчитать все последствия своей встречи с Л.Д. Троцким в августе 1923 г., на которой тот активно убеждал поэта (да он и сам знал это), что он, Троцкий, и никто другой, наследник Ленина в партии, что он против искажения истории революции. Так Есенин оказался в самом центре политического террариума. Сталин, Бухарин, Каменев и Зиновьев, разумеется, были проинформированы об этой встрече. А Есенин беззаботно писал о Троцком: «Мне нравится гений этого человека». Это в его очерке «Железный Миргород». Но уже осенью 1923 г., когда окончательно рухнула доктрина Троцкого о мировой революции и его позиции как главного идеолога строителей коммунизма резко пошатнулись, Троцкому сразу стало не до Есенина и он, само собой, забыл, что обещал поэту помочь в издании альманаха «Россияне».
Как только этот «покровитель» Есенина политически скис, в игру вступили идеологические шакалы от литературы во главе с Л. Сосновским. 20 ноября 1923 г. после очередной попойки Есенина и еще троих поэтов арестовали. В «Рабочей газете» Л. Сосновский отметился статьей «Испорченный праздник» (в тот день в той же пивнушке отмечали 5-летие «Союза поэтов»). Через две недели эту статью перепечатал журнал «Жизнь искусства» – начался очередной виток травли Есенина. Он потребовал открытого третейского суда, ибо никакой вины за собой не чувствовал. Ему пошли навстречу, и 5 декабря того же года суд состоялся. Главный обвинитель на нем – все тот же Л. Сосновский. Суд «поставил на вид» всем четырем поэтам.
Главная гнусность: не стесняясь, обвиняли Есенина в том, что он громогласно Троцкого и Каменева называл «жидами». Рассчитывали на примитивную двухходовку: они сказали, вожди прочли и пусть далее решают сами, что делать с этим антисемитом. Да и русский читатель прочтет и лишний раз вспомнит, что Троцкий на самом деле Лейба Бронштейн. И это не вредно.
Есенин стал инородным телом, по крайней мере, в столице. Но есть еще Питер. А там – не менее амбициозный вождь Г.Е. Зиновьев. Он решает прикрыть своим авторитетом опального поэта, но… не бескорыстно: тот должен продолжить работу над темой «революция и ее вожди», но глянуть на всё это другими глазами. Есенин понял – он в капкане. Деться некуда.
Весна и лето 1924 г. – зенит карьеры Зиновьева. В мае на XIII съезде РКП(б) он с Каменевым поддержали Сталина. Зиновьев выступил еще и с основным докладом и уже прикидывал кадровый пасьянс «на себя». Тут же, зная, что Есенина приветил сам Зиновьев, вокруг поэта образовался литературный змеюшник: Г. Устинов, В. Эрлих, Г. Шмерельсон. Теперь все они «верные зиновьевцы». Уже очень скоро они поймут, в какую лужу сели, и не простят это Есенину.
9 мая 1924 г. Есенин вместе с другими литераторами подписал письмо в отдел печати ЦК РКП(б). Заверили любимую партию, что они просто обязаны «соответствовать эпохе». Все это было приурочено к совещанию по литературной политике партии. На совещании тон задавали не писатели. Там учили литературную братию, о чем писать и как это делать Л.Д. Троцкий, Н.И. Бухарин, А.В. Луначарский, К.Б. Радек. Они-то знали подлинную цену таким письмам, понимали, что пока за письменным столом сочиняет свою «кабацкую лирику» Есенин, пока ему в голову приходят омерзительные строки типа этой: «Конечно, мне и Ленин не икона», молодежь в нужном им духе воспитывать будет очень и очень трудно. Ведь и совещание затеяли не для себя – «для народа». Но Есенину всё это было невдомёк.
В июне 1924 г. выходит брошюра Троцкого «О Ленине». В ней четко и ясно сказано, кто после смерти Ленина должен наследовать большевистский трон. Это сочинение стало окончательным политическим приговором Троцкому. На него сразу оскалились все, кто также задумывался о собственном будущем.
Есенин в это время в Ленинграде. Сочиняет «Песнь о великом походе». Лучше бы он этого не делал. Но… сочинил. А журналы «Звезда» (№ 5) и «Октябрь» (№ 3) напечатали. В его поэме о гражданской войне два главных героя: Троцкий и Зиновьев. Уж извините за банальность: поэту вляпываться в политику категорически не следует – он опять поставил «не на тех». Ведь смешно думать, что строки, посвященные Троцкому и Зиновьеву, – от сердца, они – от ума, точнее – от конъюнктуры политической, в которой Есенин ничего не смыслил. Редакторы, которые «смыслили» в конъюнктуре, переделали поэму в нужных им местах, и имя Троцкого теперь там отсутствовало. Так, Есенин «исказил историю революции в угоду Зиновьеву», а заодно стал злейшим врагом Троцкого. Но Зиновьев-то читал поэму еще до правки и понял, что в глазах поэта Троцкий – фигура столь же масштабная, как и он сам. Так Есенин еще и как кур в ощип попал.
19 ноября 1924 г. в «историю» впервые открыто вмешался Сталин. Его постановка вопроса была, как всегда, прямой: ленинизм или троцкизм? Уже в январе 1925 г. на очередном пленуме ЦК Зиновьев и Каменев требовали исключения Троцкого из партии. Но заступился… хитрый горец. Так, перессорив всех, Сталин без лишнего шума стал фактическим лидером партии.
Есенин все это время на Кавказе. Там он пишет «Персидские мотивы», «Анну Снегину», много стихов и среди них «Русь бесприютную». А там
Я тоже рос,Несчастный и худой,Средь жидких,Тягостных рассветов.Но если б встали всеМальчишки чередой,То были б тысячиПрекраснейших поэтов.В них Пушкин,Лермонтов,Кольцов,И наш Некрасов в них,В них я,В них даже Троцкий,Ленин и Бухарин.Не потому ль моею грустьюВеет стих,Глядя на ихНевымытые хари.