От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
Оторвался от созерцания фрески миротворец и перевел взгляд свой в сторону короля Милутина. «Слыхал я, — думал он, — что старый царь этот был ее мужем, что правил он сорок лет, построил сорок монастырей и страна при нем стала вдвое больше размером, а уж как соседям своим задал жару! И что когда поженились они, было ему за пятьдесят, а ей — всего одиннадцать. Вот это человек был! Страшно даже представить. Скала! На все его хватило. Не то что нынешние люди. Измельчали, да… Нам бы сейчас такого премьера, а не этого хмыря, который… Хотя за иные делишки свои заработал бы царь себе хороший срок в местах не столь отдаленных, пряменько бы попал он туда из Гаагского трибунала. И еще вроде слышал я где-то, что мощи его недавно вернули сербы откуда-то и поклоняются им, интересно было бы глянуть».
Вновь оглянулся на Нее ночной пришелец. Все так же по-ангельски смиренно взирала Она на него — без грусти, без тревоги, без сожаления. И вдруг ожило лицо Ее. Из сколов, что зияли на месте лучистых глаз, полился свет небесный. Глянула Она ему прямо в сердце — а там сплетались сомнения в клубок, как змеи, но внутри клубка будто горела свеча, ярко и не колеблясь. И тогда открылись уста Ее, и сказала Она ему: «Кого любят, того и наказывают строже. Но ежели закроешь собой —
Но вдруг почудилось ему, что кто-то еще смотрит на него. Глядь — а позади на стене еще один царь стоит, в облике архангела. Молодой, взирает твердо и спокойно. Но где глаза его? Куда подевались? Незрячий смотрел на ночного пришельца горящими очами, и уразумел тот наконец, что все это ему не приснилось. Узрел его поутру игумен, стоящего вот так столбом, и молвил: «Не слути то на добро. Биће несреће» [77] .
Не ошибся игумен.
Об этих событиях рассказывали потом в окрестных селах удивительные вещи.
Когда ситуация в Косово вновь обострилась, косовары за американские деньги опять начали резать сербов и жечь православные храмы. Собралась их большая толпа, больше тысячи человек, и направилась к Грачанице, чтобы осквернить, сжечь и разрушить тамошний монастырь четырнадцатого века. По дороге они стреляли во все стороны, сильно избили попавшихся им под руку сербов и сожгли пару небольших церквей.
Миротворцы из итальянского контингента были озабочены сложившейся ситуацией. Их руководство тут же набрало номер своего руководства и получило приказ, удививший всех: ввиду приближавшейся толпы вооруженных и агрессивно настроенных местных жителей надлежало в экстренном порядке свернуть миротворческий пост в Грачанице и эвакуировать оттуда всех монахов. И еще было сказано — огонь не открывать ни при каких обстоятельствах. Руководство поста долго переспрашивало по телефону, никак не могло взять в толк, вправе ли оно оставить пост по приказу из центрального офиса, если было поставлено тут охранять этот монастырь по мандату ООН. Руководство справедливо опасалось внутреннего разбирательства.
Но приказ есть приказ, за неисполнение светит если и не трибунал, то постановка вопроса о служебном соответствии. А с ООН руководству поста все равно детей не крестить. В штаб миротворцев были вызваны монахи, однако они наотрез отказались покидать монастырь, предпочитая погибнуть здесь. Никакие уговоры и угрозы не подействовали. Это еще более озадачило руководство, поскольку приказа на насильственную депортацию монахов у него не было, а жертвы среди мирного населения, которые обязательно будут, как только косовары доберутся до монастыря, спишут потом на итальянские силы KFOR и лично на него, руководство поста, как на стрелочника. А потом ушлые журналюги…
Когда руководство представило себе морды этих самых журналюг, оно тут же бросилось опять звонить в центральный офис. Однако разговора не получалось. Из кабинета руководства то и дело раздавались возгласы: «You crazy? We must move these monastery asses and they don’t wanna! What? Why? I dunno, they just don’t wanna! I understand, but what we will do? The locals advance, over a thousand o' them, shootin'… No, no automatic weapons. I understand, but what will we do?! We have an order OK, but we need further directions. What?! Fuck your concurrence! Shit!» [78]
На звонки руководству руководства ушла еще пара часов. Косовары тем временем подошли к самому монастырю. Они стреляли в воздух из ружей, улюлюкали и кричали «Смерть сербам!» по-албански и почему-то по-английски. Ситуация становилась критической. Миротворцы должны были выполнить приказ и оставить пост, но они не могли сделать этого без монахов. Монахи же стояли на своем. В сторону монастыря полетели камни и бутылки с зажигательной смесью, косовары уже принялись срезать колючую проволоку с ограды монастыря. Руководство держало руку на трубке, но телефон молчал, поэтому никаких дополнительных указаний не последовало. Миротворцы, стоявшие в оцеплении по периметру монастыря, пятились под напором толпы и прятались за бронемашины миссии. У них не было приказа. Они не знали, что делать, и топтались в замешательстве.
77
Не к добру это. Быть беде.
78
Вы что там, сдурели, что ли? У нас приказ вывозить этих чертовых монахов, а они не хотят. Что? А я знаю?! Не хотят, и все! Это все я понимаю, но нам-то что делать? Как чего — эти ж местные прут, их там больше тысячи, палят во все стороны… Нет, не из автоматического. Я все понимаю, но нам-то что делать?! У нас приказ, но мы его не можем исполнить, нам нужны разъяснения. Что?! Идите вы знаете куда со своими согласованиями! Бардак! (англ.)
Он стоял среди прочих солдат вокруг Храма. Когда пред ним появились албанцы, муторно стало ему от омерзения. До чего ж отвратные морды! Дикари! Вот такие понатворили дел по всему миру, взрывают и крушат, заложников берут — и все во имя веры своей, которая ничему такому их на самом деле не учит. Лица перекошены от злобы и ненависти, да еще и к людям, которые ничего плохого им не сделали. Или же к святыням чужим. Как можно ненавидеть храмы? По всему Косово видел он развалины церквей — порушенные, сожженные, оскверненные. Камня на камне не оставили эти варвары от многих. Так неужто и Грачаницу порушат? Эту жемчужину? Как же так? Ведь Она там, за его спиной! Неужели будет приказ отступить?
Но приказа не было. Он пятился вместе с другими солдатами в голубых касках, прижимавшими
79
Добавишь камень — и получишь в ответ десять, а закроешь собой — будет тебе спасение.
Потом рассказывали, что, когда косовары начали напирать и бросать камни и бутылки с «коктейлем Молотова» в стены монастыря, один из солдат оцепления дал по толпе очередь из автомата — то ли случайно нажал на курок, то ли просто нервы сдали. Никто не успел остановить его, а когда на стрельбу прибежало руководство поста, все было уже кончено. Косовары оказались далеко не такими храбрецами — как только они поняли, что к чему, тут же побросали все и разбежались. Тела остались валяться на дороге. Через десять минут возле храма было пусто. Убитых среди косоваров оказалось не так уж и много — большинство пуль ушло над головами, но раненые были. Руководству KFOR пришлось потратить немало сил и средств, чтобы замять эту историю — хорошо еще, пресловутые журналюги не успели набежать. Пострадавшим были выплачены компенсации, виновный в происшествии до дальнейшего разбирательства был помещен под арест, в новостных выпусках инцидент в Грачанице никак не освещался. Вскорости пост итальянских миротворческих сил был демонтирован, на его место пришли канадцы.
Через пару дней после демонтажа поста где-то возле самой македонской границы упал и загорелся военный вертолет, перевозивший тех самых итальянских миротворцев на базу многонациональных сил в Косово. В район катастрофы была направлена спасательная группа, однако найти удалось только одного пассажира, выжившего каким-то чудом. Тела остальных пассажиров и членов экипажа, а также обломки вертолета собирали потом по всей округе. Причины катастрофы назывались самые банальные — сложные метеорологические условия, сильный ветер, дождь и низкая облачность. Однако такие вертолеты в такую погоду летали над Косово ежедневно десятки, а то и сотни раз, — только разбился всего один.
Выживший пассажир вертолета — солдат итальянского миротворческого контингента, чье имя не разглашалось, — ничего не мог сообщить следствию по причине шокового состояния. Он был доставлен в госпиталь на базе многонациональных сил, где из бессмысленного набора слов, которые он произносил в бреду, одна из медсестер, понимавшая сербский, услышала что-то про камни, фрески и про спасение, а еще — про каких-то людей с выколотыми глазами, но смысл этих слов остался для следствия темен. Дело об инциденте в Грачанице и потерпевшем авиакатастрофу вертолете не стали раздувать, выжившего солдата комиссовали по состоянию здоровья, и более ничего о судьбе его известно не было.
Она видела все — не зря Ее прозвали Всевидящей. Построенное когда-то мужем Ее не кануло в Лету. Это была не прихоть и не игрушка, этим спасался потом народ его, потеряв прочее. Ослепленные видят куда больше, чем зрячие, а зрячие ведут себя так, будто слепы от рождения. И снова назревало что-то в этих краях, Она в таком не ошибалась никогда. Нечто такое, что изменит сущее навсегда. Выросла на могиле святого Симеона в Хиландаре лоза чудотворная, — иноки прозвали ее лозой Неманичей, — а никто не сажал ее там, сама принялась. Разрослась, закустилась, и плоды на ней вызрели, гроздья виноградные — кто вкушал их, у того рождались дети, даже если их и быть не могло вовсе. Было то знамением. Ибо решится все скоро и в тот самый миг, когда не действуют приказы, когда слова не значат ничего, когда небо и земля молчат, затаив дыхание, а из глубин души надвигается зло — древнее, как сам род человеческий. Так было во все века, так будет и ныне. А о забытом напомнят ослепленные короли.
Алена Дашук
Горячие люди
За тебя на черта рад,
Наша матушка Россия!
Пусть французишки гнилые
К нам пожалуют назад!
Хлипкий мужичонка со спутанными, словно свалявшаяся кудель, волосами вскочил.
— А вот и не попритчилось! — заорал он, сгорая от обиды. — Как есть, в черта перекинулся! Не нырни супостат под землю, достал бы я его вилами!
Сидящие у костра зашлись в хохоте. Свои истории Прошка начинал неизменным: «Раз была со мной такая оказия…» Брехал он вдохновенно, из одного желания развлечь. Правда, скоро входил в раж и уже сам верил в собственные россказни. Радующий поначалу смех к середине повествования приводил рассказчика в бешенство. Вот и сейчас он сердито сопел, поглядывая на хватающихся за бока соратников.
— Ай да Прошка! — Одетый в простой чекмень мужчина, прятавший до того улыбку в кучерявой бороде, лукаво сверкнул глазом. — Армию вражью едва головы не лишил. Вот кого Буонапартию страшиться надо. Всю Европу прошел, а тут на тебе — Прошка с вилами!
Осенний лес снова взорвался дружным гоготом. На этот раз Прохор стушевался. Препираться с барином, пусть даже не брезгующим делить с ним местечко у огня, было совестно.
— Да я, Денис Васильевич, того… — забормотал он, судорожно пытаясь найти оправдание.
Тут фортуна ему улыбнулась. Свет пляшущего на ветру огня выхватил из темноты кряжистую фигуру. Головы повернулись в сторону гостя. Сконфуженный Прошка, воспользовавшись замешательством, юркнул за спины насмешников и притих.
— Ты как тут очутился? — В голосе штабс-ротмистра Бедряги сквозило любопытство с долей плохо скрываемого раздражения. Поставленный им караул пропустил в лагерь незнакомого старика! Теперь жди от Давыдова выволочки.
— Дело у меня здесь, — хмуро ответил дед, без приглашения усаживаясь у костра. Он смотрел в огонь и, похоже, объяснять свой визит не собирался.