От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны
Шрифт:
В течение тех ста дней, которые прошли между провалом его наступления и его самоубийством среди развалин Берлина, все военные распоряжения Гитлера относились только к обороне, и хотя он твердо держал в руках нити от своих марионеток, он ограничивался запрещением отступать и отвергал предложения о тактической перегруппировке, говоря, что не видит смысла в перенесении катастрофы с одного места на другое. Бедственный результат того, от чего он ожидал сокрушительного удара, подорвал его уверенность и превратил из охотника в затравленного зверя — перемена роковая для того, кто хотел стать властелином мира.
К концу января 1945 года немцы были отброшены назад к тому месту, откуда они начинали наступление за шесть недель до того. Слева от них дивизии, участвовавшие в операции «Нордвинд», [107] были повсюду остановлены, и их командующие знали, что лишь вопрос времени, когда контрнаступление союзников отбросит их на территорию Германии. На обоих этих фронтах потери немцев в людях и снаряжении были очень тяжелыми, как и у союзников (в то время каждая сторона объявляла вдвое больше потерь у противника, чем у себя; как сейчас стало известно, потери были примерно равными), но немцы не могли уже восполнить свои потери, в то время как союзники могли и делали это.
107
«Nordwind» (нем.) — букв. «Северный ветер» — кодовое название нового наступления немцев после провала первого. — Прим. перев.
На Западе шансы склонялись все более и более в сторону союзников, немцы же были вынуждены отправить дивизии на Восточный фронт, чтобы противостоять страшным ударам, наносимым пробудившимся разъяренным русским гигантом. [108] Уже обороняясь по всему Западному фронту, немцы поспешно отходили за «линию Зигфрида». Все это означало, что у крупного наступления на Западе было мало шансов, [109] и Верховное командование союзных экспедиционных сил в Европе могло дать приказ идти вперед для заключительной кампании по очищению территории западнее Рейна, перейти Рейн и продвигаться на восток, в Германию, не считаясь с логическим ответным ударом немцев — сильной фланговой атакой против основных сил вторжения. Семнадцать немецких дивизий в Скандинавии представляли скрытую угрозу, но не было никаких признаков их вступления в сражение.
108
Для наступления в секторе Средней Вислы, на Варшавско-Берлинском направлении, 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты располагали 163 дивизиями, 32 143 орудиями и минометами и 4772 самолетами. Людских ресурсов было на 50 тысяч больше, чем у союзников на Западном фронте, кроме того, еще три русские дивизии ожидали приказа присоединиться к наступлению.
109
«Начальник имперского генерального штаба не думал, что фон Рундштедт способен подготовить еще одно контрнаступление в масштабе его декабрьского наступления, шансы на что-либо серьезное, даже в малых масштабах, значительно упали с началом зимнего наступления русских» (из письма начальника военных операций фельдмаршалу Монтгомери, посланного 15 января 1945 года).
В ночь на 17 января Брэдли отвел назад свою 1-ю армию и позволил Ходжесу продвинуться до Кёльна; Девере, подкрепленный пятью дивизиями, вновь захватил инициативу на юге, хотя и не без тяжелых потерь: в 12-й группе армий Паттон начал со своей 3-й армией прорыв через Эйфель к Рейну, а Монтгомери, которому была переподчинена 9-я армия США, [110] начал сражение на рейнской земле. Это было началом конца для немецкого Западного фронта.
Полный провал крупного гитлеровского наступления оставил немцев во власти атакующих. Было ли обоснованным решение Гитлера рискнуть всем для внезапной атаки против значительно более сильного противника? Выиграла ли что-нибудь Германия от этой дорогостоящей жертвы?
110
Как это было договорено между ним и Эйзенхауэром до Арденнского наступления.
Думаю, что можно дать утвердительный ответ на оба эти вопроса, хотя трудно при провале какого-либо дела утверждать с большей или меньшей точностью, что его можно было осуществить. Тем не менее мы можем высказать разумные предположения о том, что могло было быть, и, взглянув на общий итог, увидеть, принес ли риск какие-либо преимущества, которые можно противопоставить окончательным потерям.
Рассматривая по существу решение сосредоточить все наличные силы для броска к Антверпену, мы должны проанализировать также и другие предложения. Первое. Выбор между наступлением и тем, что Гитлер назвал «гнилым бесплодием обороны». Если бы все силы немцев отвели для создания «общенационального редута» в легкообороняемой части страны, единственным результатом этого была бы отсрочка поражения: оставленную территорию быстро бы оккупировали, а объединенные воздушные силы противника свободно сбрасывали бы свои бомбы на обороняемые районы. Снабжение было бы прервано, склады уничтожены, и погибло бы значительно большее число немцев. Конечным результатом, хотя и несколько более поздним и с большими для союзников потерями, также была бы безоговорочная капитуляция. Решение продолжать сопротивление до последней капли крови без надежды на победу никогда не было практическим предложением, хотя и заключало в себе некоторый эмоциональный призыв.
Второе. Сознательное поражение и капитуляция, на что пошли бы профессиональные военные, если бы решали они. Логически это было лучшее решение, поскольку уже после сентября 1944 года победа Германии стала невозможной. Но Адольф Гитлер не был логичен и, как мы видели, воля его все еще превалировала.
Третье. Начать наступление где-нибудь в другом месте — и этот вопрос серьезно рассматривался. На решение атаковать на Западе, а не на Востоке сильно повлияла оценка разрушительной мощи собранных сил, которой можно было бы уничтожить при благоприятном исходе около 30 дивизий. Такая потеря не имела бы большого значения для русских, но представляла одну треть экспедиционных войск западных союзников. [111] На Восточном фронте не находилось также и такого стратегического объекта, «противоположного полюса», каким и был как раз Антверпенский порт. В общем, Гитлер недооценивал американских солдат, считая, что они «рассыплются», как только по ним сильно ударят.
111
Как выяснилось, группа армий «Б» уничтожила две американские дивизии и нанесла серьезный ущерб 15 другим.
После исключения Восточного фронта — как возможного места наступления — оставалась только Италия, но ее железные дороги не были рассчитаны на то, чтобы перевезти необходимые 500 составов с грузом, и при этом воздушная разведка союзников обнаружила бы сильное движение на дорогах, при котором терялся основной элемент — внезапность.
Значит, оставался Западный фронт. Но был ли раскол между союзниками и занятие Антверпена достаточно оправданной целью? Не лучше было бы остановиться на «малом решении» Моделя и Мантейфеля? Полагаю, что нет, так как решение атаковать с целью уничтожения американского Ахенского выступа означало бы броситься в самую гущу крупных американских сил, атака не могла быть внезапной и, если бы даже и прошла успешно, не дала бы ничего, кроме изменения в линии фронта, временной неудачи западных союзников.
С другой стороны, захват 6-й танковой армией Антверпена мог бы совершенно изменить ситуацию.
После войны фельдмаршала Йодля [112] спросили, каковы были дальнейшие наступательные планы Германии. Он ответил: «Поскольку понадобились бы более крупные силы, мы взяли бы больше резервов со всего фронта. Мы рассчитывали, что союзники будут не способны произвести атаку на каком-нибудь другом участке фронта. Мы бы двинули войска из каждого армейского сектора и начали бы концентрированные атаки на Ахен из Моншау, Маастрихта и Голландии. Перерезав их линии снабжения, мы подавили бы ваши силы в “ахенском мешке”. Это был единственный метод, который что-то обещал. Мы могли бы подавить эти крупные силы, только перерезав их снабжение.
112
Так у автора. Воинское звание Йодля — генерал-полковник. — Прим. ред.
Если бы мы взяли Антверпен, положение союзников стало бы затруднительным. Трудно сказать, уничтожили бы мы войска в этом “мешке” или же вы, полностью используя авиацию, снабжали бы их воздушным путем. Так или иначе, это произвело бы устрашающее впечатление на политическое, военное и общественное мнение».
Исходя из того, что альтернативы безоговорочной капитуляции не было и что она еще не являлась приемлемой, можно считать, что решение Гитлера взять на себя инициативу было единственно правильным для Германии. Правильно выбран был и участок, а цель, каким бы трудным ни было ее достижение, не могла быть меньшей. Оправданно было и то, что рисковали силами, собранными с таким трудом. Гитлер принимал много ошибочных военных решений, особенно в последние годы войны, но Арденнское наступление не принадлежит к их числу.
Тем не менее наступление провалилось, и через шесть недель Германию вновь ожидало стремительное наступление союзников на Западе, но на этот раз она не только оказалась без резервов, но еще и была целиком вовлечена в великое сражение на Восточном фронте. Что же дало тогда Арденнское наступление, если оно вообще что-то дало?
Во-первых, в пользу Германии говорит то, что союзники лишились инициативы и их давно запланированное заключительное наступление пришлось отложить на пять недель; во-вторых, военной машине союзников в критический момент был нанесен серьезный ущерб; в-третьих, еще более ослабла неудачная командная структура Эйзенхауэра, хотя и не оправдались расчеты Гитлера на разрыв между английским и американским командованием. Перемены в командовании, ссоры и взаимные обвинения, которые возникали вместе с ходом сражения, оказывали длительное неблагоприятное действие на усилия союзных штабов единодушно вести войну к цели.