От него к ней и от нее к нему. Веселые рассказы
Шрифт:
В семь часов вечера все семейство Коромыслова было в сборе и ждало доктора. Сам глава дома, Назар Иваныч, в новом длиннополом сюртуке и сапогах со скрипом, ходил по чистой комнате, напевал «Отверзи уста моя» и по временам подходил к стоящему в углу столу с закуской, предназначенной для угощения доктора, и поправлял на нем бутылки и рюмки. Старший женатый сын, наклонясь к уху своей разряженной миловидной жены, шептал:
– Слышь, Даша, коли доктор заставить тебя выставить язык, не упрямься и выстави. Также, ежели и мять какое место начнет –
– Мне стыдно, Николай Назарыч… – отвечала жена.
– Мало ли что стыдно! На то он доктор. Смотри, не сконфузь меня.
Дочь Коромыслова сидела у окна и гадала на картах: «Какой это из себя доктор: брюнет или блондин», а второй сын был на дворе и загонял с работником в сарай собаку, из предосторожности, чтобы она не укусила доктора. На окнах лежали младшие ребятишки и, в ожидании доктора, глядели на улицу. Аграфена Степановна возилась в кухне со стряпухой около печи и сажала туда начиненного кашей поросенка.
Четверть восьмого на улице задребезжали дрожки и остановились у ворот дома.
– Доктор приехал! Доктор! – закричали лежавшие на подоконниках ребятишки.
Все семейство встрепенулось и начало оправлять на себе платье. Старший сын бросился встречать доктора и наконец ввел его в комнаты.
Это был довольно мрачного вида госпитальный фельдшер, лет сорока, гладко бритый, с черными щетинистыми усами и бакенбардами и с нависшими бровями. Одет он был в щеголеватый форменный сюртук, брюки со штрипками и белые офицерские перчатки. В одной руке он держал кепи, в другой – ящик с набором хирургических инструментов.
– Извините, что опоздал немного, – проговорил он, раскланиваясь, входя в комнату и поставив на стол ящик с инструментами. – Все ли вы здоровы, Назар Иваныч? – приветствовал он хозяина и протянул ему руку.
– Ничего, скрипим, пока Бог грехи терпит, – отвечал хозяин и пригласил фельдшера садиться.
Тот сел и начал снимать перчатки.
– Сейчас с главным доктором на ампутации были. Ногу одному больному отпилили. Из пятого этажа выпал и переломил, – сказал он и бросил взгляд на присутствующих.
Хозяин покачал головой.
– Неужто уж без отпилки нельзя было?.. – спросил он.
– Нельзя, потому в двадцати трех местах перелом. Завтра и руку отпилим.
Присутствующие переглянулись.
– Водочки, с дорожки-то? – предложил хозяин.
– Потом-с. Мы без благовремения не употребляем. Сначала нужно дело сделать.
– А вот я сейчас жену позову, так уж всех вместе и осмотрите.
За Аграфеной Степановной был послан в кухню маленький сынишка. Пробегая по комнате, он тронул рукой стоящий на столе ящик.
– Тише, тише! Пожалуйста, тише с инструментами! – крикнул фельдшер.
– А что, нешто заряжено? – спросил Назар Иваныч.
– Не заряжено, но хрупки очень. Инструменты это… – пояснил фельдшер и, в удостоверение сказанного, а также и для пущей важности, открыл ящик и начал вынимать из него и раскладывать по столу пилы, ножи,
Вскоре в комнату вошла Аграфена Степановна, кутаясь в ковровый платок.
– Здравствуйте, господин доктор! Пожалуйста, уж вы нас простыми средствами… – заговорила она, покосилась на инструменты и, глубоко вздохнув, села поодаль.
– Ну-с, кто же из вашего семейства болен? – обратился фельдшер к хозяину.
– Да пока все, слава богу, здоровы, а мы вас хотели попросить, не дадите ли какого снадобья против холеры, потому валит уж очень повсеместно. Тоже говорят, что вот и в пищу подсыпают, так нельзя ли и против подсыпки? Все под Богом ходим… В случае, ежели что… чего Боже избави, так чтобы под руками было…
Фельдшер сделал серьезное лицо, нахмурил брови и оттянул нижнюю губу. В таком виде он соображал несколько секунд и, наконец, спросил:
– Водку какой посудой покупаете?
– Четвертями, всегда четвертями, – отвечал хозяин.
– Ну, так теперь купите ведро, настойте его стручковым перцем и мятой и пейте, все без изъятия, по рюмке.
– А младенцев тоже поить? – задала вопрос Аграфена Степановна.
– Младенцам отпущайте по столовой ложке. Это ежедневное употребление, а на случай, ежели у кого заболит брюхо, я дам капли. Десяти рублей не пожалеете, так можно дать получше?
– Не пожалеем, не пожалеем, – заговорил хозяин.
– Ну, так завтра принесу вам целую бутылку, а теперь мне нужно будет всех вас исследовать и общупать, чтобы узнать ваше телосложение.
Женщины невольно попятились от него.
– Нельзя ли уж так как-нибудь, без щупки? – послышалось несколько голосов.
– Нельзя, нельзя! Иначе как же я узнаю, по скольку капель вам принимать следует? Почтеннейший Назар Иваныч, потрудитесь снять сюртук и жилет и лечь на диван на спину.
Отец семейства жалобно посмотрел на домашних и исполнил требуемое.
– Насчет ножей-то, батюшка, с ним поосторожнее. Не пырните как невзначай, – упрашивала фельдшера чуть не со слезами Аграфена Степановна.
– Будьте покойны, мы к этому привычны, да к тому же ножей и не потребуется, – отвечал фельдшер. – Прежде всего, позвольте ведро воды, умывальную чашку и полотенце, – обратился он к присутствующим.
Ведро, чашка и полотенце были принесены. Фельдшер засучил рукава сюртука, вымыл руки и, отерев их полотенцем, начал мять брюхо Назара Иваныча, поминутно спрашивая: «Больно? Не больно?» и т. д. Назар Иваныч кряхтел и изредка давал ответы вроде «Как будто что-то щемит» или «Словно вот что подтягивает». Окончив ощупывание, фельдшер вынул из ящика перкуторный молоток и принялся им стучать по груди пациента, по животу и даже по лбу. Истязание длилось минут десять. Присутствующее хранили гробовое молчание и ожидали себе той же участи. На сцену эту в полуотворенные двери смотрели работники и кухарка.