От ненависти до любви

Браун Сандра

– Понимаю, мне нужно изменить направленность своих репортажей, – тихо признала она, теребя подол юбки.

– Тебе этого уже не удастся сделать, Кари. На городское правительство поставлен другой человек – таково распоряжение начальства.

Холодным острием кинжала смятение вошло в ее душу.

– Тогда верни мне новости культуры.

Пинки с сожалением покачал головой:

– Не могу. На этом месте уже утвердилась Салли.

– Переспав с одним из наших коммерсантов! – в ярости вскричала Кари.

– И доставив ему несказанное наслаждение! –

проорал, не оставшись в долгу, Пинки. – Однако это не имеет прямого отношения к делу. Я и сам далеко не в восторге от ее сюсюканья перед телекамерой, но рейтинг говорит о том, что зрители о ней иного мнения. Не знаю, что им так в ней нравится – большие сиськи или еще что-то, – но они от нее тащатся, и этим все сказано. А ведь я и об этом тебя предупреждал. Помнишь, говорил тебе, чтобы ты все как следует обмозговала?..

– Хватит нотаций! Ты что, отец мне, чтобы учить меня жить?

– Нет, но мне всегда казалось, что я тебе друг. – Его лицо стало багровым, как свекла, и ему стоило немалых сил, чтобы не психануть на всю катушку. – Послушай, Кари, да будь на твоем месте какая-нибудь другая куколка, я бы давно уже показал ей, где раки зимуют, и была бы она у меня как шелковая. Ты же с этим Макки пенку за пенкой отмачиваешь, а я все молчу. Бернсе, молчал до сих пор. Если бы я не был твоим другом, тут бы давно и духу твоего не было!

– Значит, не поможешь мне?

– Значит, помогу. И помогу по-настоящему.

– Поговоришь с ними, чтобы меня не отстраняли?

Он устало вздохнул:

– Нет, позабочусь о том, чтобы их решение осталось в силе. Ты же это время используешь для того, чтобы собраться с мыслями. Подумаешь, как жить дальше. Макки стал для тебя навязчивой идеей, а это уже патология. Обвиняя его во всех своих несчастьях, ты явно перегибаешь палку.

– Боже милосердный! – вскочила она с места. – С кем я разговариваю? С руководителем аппарата окружного прокурора?

– Нет, – ответил Пинки, по-прежнему изо всех сил стараясь не сорваться. – Пойми одно: этот парень всего лишь делает свою работу. Только то, что требует от него служба, и ничего больше. А ты взъелась на него, стоило ему сказать о Томасе то, что тебе пришлось не по душе.

– Это была ложь! – не помня себя, вскричала Кари. – И ты хочешь, чтобы я молчала, когда поливают грязью моего покойного мужа?

Пинки горестно посмотрел на нее, потом опустил взгляд на заваленный бумагами стол и наконец снова поднял на нее глаза.

– А ты уверена, что это ложь? – тихо спросил он.

Она отшатнулась, словно получила от него оплеуху.

– Конечно, ложь, что же еще? Ведь ты… ты не думаешь, что Томас был казнокрадом?

– Насчет этого не знаю. Знаю лишь одно: он вовсе не был тем святым, каким ты его себе представляла. Он был всего лишь человеком. Со всеми человеческими слабостями. Только ты не замечала их.

– И ты веришь, что он развлекался со шлюхами, бывая в отъезде? Ты в это веришь?!

Он понимал, что причинит ей боль, однако рано или поздно нужно было открыть ей глаза.

– Я

знал, что за Томасом водятся грешки. Да что я? Все знали.

Обхватив живот обеими руками, она скорчилась, словно от боли.

– Пинки, милый, скажи, что ты врешь. Ну пожалуйста.

Крупные слезы текли по ее щекам.

Он покачал головой:

– Конкретных фактов привести не могу. Но когда о таких вещах шушукаются на каждом углу, подобная болтовня бывает основана на фактах. Ты познакомилась с Томасом вскоре после смерти отца. Тогда ты остро ощущала собственную беззащитность, и Томас оказался именно тем, кто был тебе нужен в такой ситуации, – сильным, великодушным, надежным. И я был рад, что у тебя появился такой человек. Чертовски рад…

Кари снова медленно опустилась на стул.

– Жена всегда все узнает последней. Кажется, так об этом говорят? Я чувствую себя последней идиоткой.

– А вот и зря. Томас обожал тебя. Его похождения на стороне не имеют к вашей совместной жизни никакого отношения. Ты была блаженна в своей безоглядной любви к нему и, вероятно, так же счастливо любила бы его еще долгие годы, если бы не эта трагическая смерть. Но, увы, того, что произошло, уже не исправишь.

Выйдя из-за стола, Пинки приблизился к ней и взял ее за руку.

– Зря ты взъелась на Макки, Кари. У прокурора просто не было иного выбора, кроме как предать гласности «подвиги» Уинна. – Он задумался, подбирая правильные слова. – Не думаю, чтобы это доставило ему удовольствие.

Кари на секунду прижалась лбом к его руке, но тут же подняла голову. Глаза ее были сухими, но выглядела она по-прежнему подавленной.

– Может быть, мне и в самом деле нужно время, чтобы остановиться и оглядеться. Мне нужно о многом подумать, разобраться в своих чувствах. – Она встала и решительно направилась к двери.

– Что ты намерена делать?

Ничего не видя перед собой, Кари неопределенно пожала плечами.

– Не знаю еще.

И шагнула в полумрак редакции, превратившись в одну из загадочных теней пустого зала.

Открывая входную дверь, Бонни, зябко кутавшаяся в домашний халат, в последнюю очередь ожидала увидеть на пороге Пинки Льюиса.

– Выпить найдется? – спросил он вместо приветствия или объяснения причин визита.

Бонни резко затянула на себе поясок халата.

– Что стряслось? Бармены объявили забастовку?

– Выпить, спрашиваю, найдется или нет?

Молча сделав шаг в сторону, Бонни дала понять, что он может войти. Что и говорить, приглашение не самое радушное.

– Виски?

– Ага. Двойное.

Как только ее младшенький уехал из маминого гнездышка, чтобы продолжить учебу в колледже, Бонни первым делом обновила в доме обстановку. Она безжалостно выкинула всю рухлядь, боевые рубцы на которой напоминали о времени, когда главными здесь были дети. Новая мебель стала для Бонни наградой за те долгие годы, что ей приходилось воспитывать сыновей, отказывая себе практически во всем.