От ненависти до любви
Шрифт:
– Ну, да… – смущенно улыбнулся Борис, причем я удивилась его смущению, но снова не подала виду. – Ладно, допустим, совпадение.
– Может быть, – пожала я плечами. – Но все же, почему именно там?
– Вот это я и хочу понять! – Борис достал из кармана пачку сигарет и вопросительно посмотрел на меня: – Можно?
– Пожалуй, составлю тебе компанию, – я потянулась к подоконнику за пепельницей.
– Ты… куришь? – с изумлением произнес Борис. – Зачем?
– Затем, – отрезала я и прикурила от его зажигалки. – Все течет, все изменяется.
– Я тебя не узнаю, – покачал головой Борис. – Конечно, я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь, – я в упор посмотрела на него. – И если я закурила, то не ты тому причиной. Все давным-давно забыто!
Борис посмотрел на меня печально-печально, но
– Я же говорю, это участок Петровича, – ткнула я пальцем в карту. – Самые глухие места. Даже на лошади не пробраться. Чего ты хочешь от меня?
– Пока не знаю, – честно признался Борис. – Давай вместе подумаем. Вот тут… – он обвел карандашом самый широкий участок, – наибольшее количество пропавших: за десять последних лет – двадцать семь человек. Шестнадцать трупов людей, погибших странной смертью. Но в последние годы происходит как бы смещение в сторону твоего участка. Причем направление строго выдержано: в пределах определенной зоны, ни вправо, ни влево – никаких отклонений.
– Похоже на каплю, – изрекла я задумчиво, – которая оторвалась от карниза…
Борис недоуменно посмотрел на меня, но, видно, не разделил моего лирического настроя. И я предпочла дальше не распространяться.
– Давай по порядку, – предложил он.
Я кивнула.
– Первый нормально задокументированный случай произошел в девяносто третьем году, в июле месяце. Это примерно в тридцати километрах от того места, где позавчера умер или погиб этот гэбист Клочков. Зачитываю показания тогдашнего начальника уголовного розыска нашего РОВД Тихонова. «Вечером компания рыболовов, все люди взрослые, опытные, сидела возле костра. Михаил Исаков, тридцати пяти лет, резко встал и, ничего не говоря, быстро пошел от озера в сторону леса. Его окликнули, но он уже скрылся в темноте. Ну и ладно, подумали: «В туалет мужику приспичило». Примерно через час забеспокоились. Покричали. Сходили в деревню Плетневку поблизости – она тоже нежилая, только дачники по выходным приезжают – нет парня. На следующий день искали его самостоятельно. Вроде бы нашли. Один из товарищей Исакова утверждает, что увидел его издалека. Начал кричать, звать, но Исаков оглянулся на лес, будто его манили оттуда, и опять убежал. Лишь вечером следующего дня рыболовы связались с нами. Опять пришлось прочесывать территорию. Но на этот раз безуспешно. Труп нашел местный охотник спустя два месяца. Тело объел медведь, но эксперты дали заключение, что хищник перекусывал уже мертвечиной…» – Борис посмотрел на меня. – Понимаешь, как и в случае с Клочковым, мертвец был обнажен. Пропали даже ботинки с носками. Милиционеры специально искали по окрестностям одежду Исакова, но так ничего и не обнаружили.
Борис вновь потянулся к пачке сигарет, даже достал одну, но не закурил, принялся мять ее, пока табак не посыпался на стол. Но он этого не заметил.
– Я вчера встретился с Тихоновым, – сказал Борис, – ему за шестьдесят, но он еще крепкий мужик, и, главное, с памятью у него все в порядке. Вот что он мне рассказал. Я записал на диктофон, а потом расшифровал записи. Читай…
– Сам читай, у тебя почерк – с лупой не разберешь, – отодвинула я бумаги.
Борис хмыкнул, но принялся послушно читать: «Похоже, это не криминал. У меня создалось впечатление, что у погибших перед смертью «съезжала крыша», им казалось, что стало жарко – одежду они явно сами срывали. В чем причина – не понимаю. Могу допустить, что городские люди растерялись в лесу и запаниковали. Но чтобы местные так странно умирали…»
– Жарко, говоришь? – мне стало не по себе. Ведь я тоже сорвала с себя одежду, когда бежала по тайге к этому чертову болоту. Почему это случилось со мной?
– Это лишь догадки, – Борис, кажется, не придал значения моему вопросу.
Его слова снова заставили меня вспомнить ощущения
– Тихонов сообщил в область о странной гибели людей, поставил на уши прокуратуру, – продолжал рассказывать Борис, и это отвлекло меня от воспоминаний о кошмаре. – Поскольку явных признаков преступления не было, дела закрыли. Действия самого Тихонова – прочесывание леса, работа со свидетелями, составление протоколов – признаны грамотными. Тем более что подобные происшествия случались и раньше, и опять же вблизи Макаровки. Об этом мне рассказал бывший прокурор района. Сейчас он тоже на пенсии. По его словам, подобные смерти как-то не связывали в единое целое. А потом с начала девяностых пошло-поехало. Я уже говорил: шестнадцать случаев обнаженных трупов. Еще полтора-два десятка случаев под подозрением…
Борис открыл вторую папку.
– Вот лишь несколько примеров. Осенью того же девяносто третьего года обнаружен труп сторожа лесопилки. Обнаженный. Одежда рядом, скинута ворохом. Пуговицы от рубашки отлетели в стороны, будто человек сбрасывал ее второпях, до конца не расстегнув. Эксперты причину смерти не установили – объяснили тем, что у него сердце пошаливало…
– Вполне могло сердце подкачать, – перебила я Бориса, – если человек сильно испугался…
– Испугался? – с недоумением посмотрел на меня Борис. – Что можно встретить в наших лесах и напугаться до смерти? Ты что-то знаешь? Слышала?
– Ничего я не слышала, кроме того, что люди на болотах и вправду пропадают. У нас в Марьясове, да и в окрестных деревнях, подобного не случалось. Лет пять назад мужик в тайге заплутал, но через два дня сам вышел. От стыда чуть не помер, бедняга. Позор ведь – в тайге жить и в ней заблудиться.
Борис смерил меня взглядом, но ничего не ответил, лишь вновь уставился в бумаги.
– На следующий год сразу два ЧП в течение месяца. Два местных мужика ходили за ягодами и не вернулись. И вновь вскрытия показали, что следов насильственной смерти нет, содержание алкоголя минимальное. Девяносто четвертый год. Два жителя деревни Крюковка отправились осенью в район Поганкиной Мари за клюквой. Разошлись. Один не вернулся. Через два дня нашли тело. Ягоды рассыпаны. Одежда сложена в корзинку. В том же году в конце сентября нашли труп грибника из города. Сидел на пеньке босиком, опята из корзинки вывалил. Сапоги с носками аккуратно поставил рядом. – Борис перевернул несколько страниц. – Все истории рассказывать не буду. Они большей частью схожи, отличия лишь в несущественных деталях.
– Может, напрасно ты туман нагоняешь? – осторожно поинтересовалась я. – Прежде чем выдавать на-гора версии, нужно внимательно просмотреть все документы, сведения о погибших. Нужно поговорить со специалистами: врачами, химиками, наконец… Обобщить все сведения, показания свидетелей, заключения ученых и только потом попытаться их проанализировать. Я уверена, объяснение лежит на поверхности. Ну, не чертовщина же в наших лесах завелась?
– Тебе все шуточки, – смерил меня сердитым взглядом Борис, – а у меня того гляди звезды с погон посыплются. Я ведь в академию МВД собрался поступать. Только, кажется, в ближайшем будущем мне не светит.
Он с тоской огляделся по сторонам и неожиданно спросил:
– Выпить у тебя найдется?
Я молча развела руками.
– Ну и слава богу, – скривился Борис, – хоть пить не научилась!
– А тебе-то что за дело? Пью – не пью, курю – не курю! Тебя не касается! Есть свой объект заботы, вот о нем и заботься! А я уж как-нибудь сама!
– Вижу, как ты сама! – Борис скептически усмехнулся. – Квартиру в бомжатник превратила!
– В бомжатник? – взвилась я от злости. – Что ты знаешь… – Я махнула рукой. Усталость вдруг накатила со страшной силой, я поняла, что сейчас запросто свалюсь на пол и засну, и ничто меня не остановит, даже присутствие Бориса, который с ошеломленным видом взирал на меня. Мне уже ни о чем не хотелось думать, мечтала я лишь об одном – чтобы Борис Садовников, мой бывший жених и нынешний начальник, убрался восвояси. И по возможности быстрее, чтобы я не успела выйти из себя. Даже сейчас мне не хотелось показывать ему, насколько изменился мой характер.