От Павла I до Николая II. История России в вопросах и ответах
Шрифт:
«Общество для пособия нуждающимся и пьющим литераторам и ученым», так называемый «Литературный фонд».
Александр Сергеевич Пушкин.
Толстой утверждал: «Прогресс в России должен исходить из народного образования, которое даст у нас замечательные результаты».
В университетскую типографию, где печатался роман, московские дамы засылали своих агентов, чтобы
Григорий, консерваторский швейцар, не пропускал графа в зал — тот был в валенках.
Федору Ивановичу Тютчеву.
На первом акварельном эскизе Репина бурлаки на Неве тянули на лямке плоты. Стайки барышень в разноцветных платьях виднелись на берегу.
Художник Васильев посоветовал Репину поехать на Волгу и там рисовать.
Иван Константинович Айвазовский.
Балет «Лебединое озеро».
Вагнер дирижировал спиной к публике и в перчатках.
Доктора звали Николай Иванович Пирогов.
Больного звали Джузеппе Гарибальди.
«Все прогрессивные люди страдают болезнью мировой скорби, — говорил Пирогов. — …это сочувствие к горю ближнего и возвышение над своими эгоистическими стремлениями».
Боткин стал личным врачом императрицы Марии Александровны и должен был неотлучно находиться при ее особе.
Впервые лейб-медиком стал русский врач. До этого сплошь были иностранцы.
«Врач, — говорил Боткин, — не получив достаточно фактов для составления заключения, не имеет права сказать, как натуралист: «У меня нет достаточно фактов для заключения, я лучше от него воздержусь!» Врач поставлен в необходимость поставить диагноз и не может ждать открытия новых методов исследования».
«Врач не лечит самую суть болезни. Врач лишь помогает организму справиться с болезнью, справиться его собственными защитными приемами».
Тогда эта болезнь называлась катаральной желтухой. А через 60 лет стала называться болезнью Боткина.
«Тонкая диагностика, — писал Сеченов, — была страстью Боткина, и в приобретении способов в ней он упражнялся столько же, как артисты, вроде Антона Рубинштейна, упражняются в своем искусстве перед концертами».
(1) Операционные палатки можно быстро и легко развернуть там, где нужно. (2) В палатках намного лучше вентиляция, чем в помещениях.
Николай
Губернатор Западной Сибири и Семиречья Густав Иванович Гасфорт однажды спросил, почему нет гор там-то и там-то. Ему ответили: «Их не существует в природе». «Мне больше знать, где есть горы, где нет. Извольте нанести на карты», — распорядился всесильный губернатор.
Гостя звали Достоевский. Читал «Записки из мертвого дома». Петр Петрович был одним из первых слушателей.
Потом Достоевский поехал в Кузнецк и вернулся оттуда к Семенову с молодой женой и пасынком.
Семенов отыскал, наконец, истоки Сырдарьи, великой среднеазиатской реки.
Николай Михайлович выиграл деньги в карты у купцов и офицеров. Пржевальский почти не знал проигрыша, за что получил прозвище «золотой фазан».
Однако, уезжая с Амура, Пржевальский выбросил карты в реку и больше никогда за карточный стол не садился.
На острове Лугунор по местному обычаю он, Литке, обменялся в знак дружбы именами с туземцем Тамоль Селеном. И тот стал Литке, а Литке — Тамоль Селеном.
Все деньги, которые она зарабатывала, она отсылала своему сыну Николеньке. Он на них жил и путешествовал.
Миклухо-Маклай окончил Йенский университет по специальности зоология.
В Петербурге он изучал физику и математику, в Гейдельберге — философию, в Лейпциге — медицину.
Хребты и горы, открытые Николаем Михайловичем Пржевальским.
«В школьном деле самое главное — подбор учителей. Никакие учебники и сентенции не могут заменить влияние личности воспитателя на молодую душу», — подчеркивал Ушинский.
Эти предметы стали преподаваться на родном русском языке. До Ушинского на уроках литературы, истории и географии преподаватели и ученики говорили только по-французски.
Образование и воспитание, подчеркивал Ушинский, должны пребывать в нераздельном единстве. Разрыв этих элементов гибелен для педагогики.
Иван Максимович Филиппов доказывал, что невская вода для его калачей и саек не годится.
Только в Москве живет он, Иван Филиппов.
Сразу после выпечки хлеб замораживали особым способом и в таком виде везли за тысячи верст. Доставив на место, хлеб оттаивали также особым способом — в сырых полотенцах и подавали на стол, как будто только что вынутый из печи.