От первого до последнего слова
Шрифт:
Дмитрий Евгеньевич был бесконечно далек от каких бы то ни было детективных историй. Все его криминальное прошлое сводилось к тому, что однажды после госэкзамена по хирургии его и еще пяток однокурсников загребли в отделение, потому что они очень шумели в парке над речкой. В городе Екатеринбурге это было. Ему тогда здорово попало от родителей.
Они начали ездить в командировки, когда Долгову стукнуло четыре года, и ездили постоянно. Они очень много работали и объясняли мальчику, что плохо учиться и плохо себя вести стыдно как раз потому, что вся семья трудится в поте лица. Он старался хорошо себя вести и хорошо учиться, иногда
Как он будет искать человека, который размозжил голову медсестре, да еще в его кабинете, ключей от которого не было ни у кого, кроме своих?!
Как он станет искать убийцу – если писателя действительно убили?!
Как он будет жить после того, как Терентьев сказал ему, что больных – его больных! – заберет он сам и Костя Хромов!?
Как он вернется в больницу – если вернется?! Что он скажет коллегам, доброжелателям, недоброжелателям, Марии Георгиевне, Бэлле Львовне, Абельману?!
Приехав домой, он решил было напиться, но позабыл об этом. Полночи он просидел в качалке на высоком балконе – этим балконом он особенно гордился, хотя строители говорили, что ничего не выйдет и такие балконы – по периметру всего дома! – уже давно не в моде, так никто не строит. Но Долгова было трудно сбить с толку. Он всегда точно знал, чего хочет, и добивался своего.
Балкон возвели, хотя под него пришлось подставлять сваи, и за тем, как их заколачивали, наблюдал отец, великий строитель, и страшно гордился тем, что, кроме него, никто не знает, как именно их нужно вколачивать, чтобы было правильно!..
– Технология, технология, дорогие мои, – говорил он Долгову. – Технология – великая штука!..
Вот с этим Долгов был абсолютно согласен.
Технологии раскрытия преступлений он не знает и изучить ее до завтра вряд ли сумеет.
Он сидел в качалке, отталкивался ногой. Слушал дождь. Собака Джесс пришла к нему, брякнулась в ноги и долго и призывно на него смотрела – мечтала, чтобы погладил. Он погладил, но совсем не так, как ей хотелось!
Ей хотелось, чтобы он гладил осязаемо и чтобы она сразу поняла, как он ее любит и как скучал по ней весь день – она-то ведь по нему скучала! А он гладил рассеянно и невнятно – то ли гладил, то ли просто водил рукой. Джесс не любила, когда ее так гладили. И пугалась, когда он бывал расстроен, этот единственный, самый важный человек в ее жизни, а в последнее время он постоянно был расстроен. Джесс утешала его как могла. Лезла лизаться, дышала в лицо, поддавала носом мячик, чтобы Долгов покидал ей, но ничего не помогало. И соперница куда-то делась! Джесс ужасно ревновала его к сопернице, иногда, страшно подумать, ей казалось, что хозяин любит соперницу больше, чем ее, Джесс! Но вот соперница подевалась куда-то, и он все время грустный, и гладит как-то невнятно, и мячик не кидает, и думает о своем, уж точно не о Джесс! Пусть бы лучше уж соперница вернулась, что ли, может, и он бы повеселел!
Однажды Джесс зашла в дом – просто чтобы убедиться, что с главным человеком ее жизни что-то не так. В дом заходить не разрешалось, а валяться на ковре перед камином вообще было запрещено. Она и не слишком стремилась, все же она нормальная уличная собака, свободная и независимая, а не какой-то там комнатный мопсик! Джесс зашла в дом – хозяин что-то делал возле странно гудящего и противно пахнущего аппарата, который, кажется, назывался «кофеварка»,
А сейчас он даже не посмотрел, вот как!.. Джесс постояла-постояла, потом протрусила тяжелой рысью на ковер перед камином, брякнулась и стала валяться. Валялась она не просто так, а со смыслом, все косилась на него, с замиранием сердца ожидая, что будет, когда он увидит.
Он увидел и сказал вяло:
– Джесс, иди на улицу!
И отвернулся.
И тогда она встала, понурилась и пошла на улицу вне себя от горя. Ничего не помогло, даже ее валянье перед камином. Не иначе придется искать соперницу – куда она делась? – и вести ее обратно в дом.
Джесс просидела с ним полночи, а потом стала задремывать, Долгов слышал ее мерное дыхание. Время от времени она просыпалась и начинала зевать и сильно лязгать зубами. Долгов ей завидовал.
Устав страдать, он строго сказал себе, что утро вечера мудренее, ушел на второй этаж, в спальню, забрался в постель, лег животом на Алисину подушку, которая уже почти не пахла Алисой, и стал помирать.
Дышать было нечем, в голове сильно стучало и очень хотелось пососать валидол – может, помогло бы?!
Утром, когда Джесс выбежала из своего загона попугать птиц, Долгов встал, разбитый и почти больной, и пошел варить себе кофе, и опять долго сидел на веранде, придумывая, что именно он станет делать, если ему сегодня не надо ехать в больницу.
Или надо?..
Часов в семь он позвонил Абельману.
– Дмитрий Евгеньевич, – начал Абельман, не здороваясь, – хочешь, я тебе анекдот расскажу?
– Не хочу, Эдик.
– Приезжает еврей девяноста лет из Бостона в Иерусалим. Ну, у трапа его встречает вся семья, вперед выходит сын и спрашивает: «Папа! Чего вас принесло?! Чего вам в Бостоне не сиделось?!» Папа отвечает: «Сынок! Я прилетел, чтобы умереть на святой земле!», а сын ему: «Ну?!»
– Смешно, – оценил Долгов. – Эдик, помнишь, ты говорил, что к тебе на прием приходила Краснова? Ну, из телевизора которая!
– Помню. А что такое?
– У тебя есть ее координаты?
– Да боже ж мой, – жалобно выговорил Абельман, – да за кого меня принимают в этом доме?! Ты что, тоже мечтаешь с ней познакомиться?!
– А кто еще мечтает с ней познакомиться?
– Она! – провозгласил Абельман. – Она сама мечтает с тобой познакомиться! Мы только на днях договаривались, что я ее сведу с тобой!
Долгов, который плохо соображал этим утром, ничего не понял:
– Зачем она мечтает со мной познакомиться?
– Да откуда ж я знаю?! Мечтаю, говорит, с профессором Долговым познакомиться, а иначе, говорит, уволят меня с работы в два счета!.. Только ты запомни, Дмитрий Евгеньевич, если ты с ней намерен амуры крутить, я тебе морду набью. Ты мальчик из хорошей семьи, а я хулиган подзаборный, так что мне терять нечего!
– Подожди, – перебил Долгов. – Мне нужна ведущая, которая сделала программу про Грицука! Помнишь Грицука? Ну, ты мне его пристроил, говорил, что за него какие-то большие люди хлопочут, а он у нас помер!