От полуночи до часа кошмаров
Шрифт:
— Пожалей себя, тебе еще рано бегать на марафонские дистанции, — поспешила с советом Элен. Возможно, она права, но я все равно ее проигнорировал. Я с трудом преодолел расстояние до стола, а когда я подошел к нему, мне пришлось схватиться за его грубую столешницу. Головной боли, которая могла вернуться, я не почувствовал, но мое сердце стучало. Мне вдруг стало страшно смотреть на Эда. Будь он жив, я охотно дал бы ему в зубы, но мне совсем не хотелось видеть его мертвым.
Но мне и не пришлось. Эд не был мертв. Он представлял собой душераздирающее зрелище, и если бы он только был в сознании, он наверняка бы пожелал в этот момент быть мертвым, но он был жив. Его футболка была разрезана вдоль тела,
Он был без сознания, но еще жив, хотя я и не понимал, как это возможно. До того, как я сам потерял сознание, я видел, как острия крепостной решетки длиной с ладонь проткнули крышу кабины и вонзились ему в затылок и шею. Он просто не мог выжить. Но он выжил.
— Да, ему не позавидуешь, — прокомментировала Элен, которая подошла к столу следом за мной, будто читая мои мысли. — Это похоже уже на Божий промысел.
— Божий промысел?
Элен как бы между прочим пожала плечами.
— Назови это как хочешь. Всем известно: маленькие дети, пьяные и слабоумные имеют особенно могущественного ангела-хранителя.
Я гневно взглянул на нее. Я не выносил Эда, я не был бы в безграничном горе, даже если бы Эд умер. И все же то, как она говорила о нем, вызывало у меня ярость. А чего, собственно, я ждал от нее?
— Еще на ширину ладони вперед, и он бы превратился в шашлык, — невозмутимо продолжала она. — А так у него только тяжелое сотрясение мозга, не думаю, правда, что там было чему особо сотрясаться, да на затылке резаная рана, которая почти до кости. И куча синяков и ушибов. Но думаю, ничего серьезного. — В это мгновение мне показалось, что она говорила почти с сожалением.
— Он выживет? — спросил я. Мой голос прозвучал хрипло, но я старался убедить себя в том, что это из-за моего собственного состояния, а не из-за охватившего меня сочувствия к Эду.
Элен пожала плечами.
— Я сделала все, что смогла. Я врач, а не целитель Вуду, понимаешь?
Казалось, она испытывала потребность защищаться, потому что она с досадой показала на стул с инструментами и принадлежностями для пыток.
— С таким арсеналом многого не сделаешь. Но парень крепкий, а то я уже боялась худшего.
— Надеюсь, он выживет? — спросила Юдифь.
— Конечно, дорогуша, — сказала Элен. — Не многим на его месте так бы повезло. Я думаю… — она нахмурила лоб, как будто напряженно размышляла, — процентов семнадцать таких счастливчиков.
Несколько мгновений она ждала ответа, но напрасно, затем пожала плечами и повернулась, чтобы быстрым шагом подойти к старомодной раковине. Когда она повернула кран, раздался шум, похожий на приближающееся землетрясение, но через несколько мгновений он утих, и из крана потекла тоненькая коричневая струйка воды. Один вид этого вызвал у меня легкое чувство отвращения, но Элен невозмутимо взяла с раковины кусок мыла и начала мыть руки.
— Должно быть, он потерял много крови, — сказал я. — Ты можешь что-нибудь с этим сделать?
— Я зашила раны и, как могла, остановила кровотечение, — Элен даже не потрудилась повернуться ко мне, говоря все это. Она понюхала кончики своих пальцев, демонстративно поморщила нос и начала намыливать руки заново. Должно быть, она никак не могла избавиться от запаха дешевого одеколона. — Конечно, по-хорошему, его надо госпитализировать, но думаю, он выглядит хуже, чем есть на самом деле.
— Чего нельзя сказать о моем автомобиле, — раздался ворчливый голос. Я до сих пор даже не замечал, что Цербер — Карл, если
— Да что вы? — ехидно заметил Стефан. — В таком случае ничего особенно не изменилось.
Цербер старательно сверлил взглядом Стефана, и мне показалось (а может, и не мне одному), что он раздумывал, глядя на широкие плечи и воинственный вид Стефана, как повести себя.
— Да, автомобиль был старым, но в полном порядке, — проворчал он. — Так что поделом ему будет, если он…
Не успел он договорить, как Стефан широко взмахнул руками и в два прыжка очутился возле него. Без малейшего труда он схватил одной рукой не такого уж тщедушного хозяина гостиницы, поднял его в воздух, словно совсем не замечая его веса, сделал несколько шагов и с такой силой шмякнул Цербера о стенку, что он только присвистнул сквозь стиснутые зубы. Элен прекратила свои попытки соскоблить кожу со своих пальцев и каким-то скучающим видом наблюдала за происходящим, а Юдифь испуганно поднесла ладонь ко рту.
— Довольно, — прошипел Стефан. Он говорил негромко, но на такой высоте звука, что выходило так, будто он кричит. — Еще одно слово о твоей проклятой тачке, и ты костей не соберешь. Понятно?
Эта вспышка злости удивила меня так же, как и остальных, но у моего испуга была еще одна причина. Я был испуган, но не тем, что только что сделал Стефан.
В тот самый момент, когда Стефан схватил Карла, я тоже подбежал, но не для того, чтобы удержать его или защитить Карла. Напротив: если бы Стефан не схватил его, то Карлом занялся бы я, и я сомневаюсь, что я ограничился бы тем, что слегка встряхнул его за грудки. Я вовсе не жестокий человек и не склонен применять физическую силу, но в этот момент самым горячим моим желанием было схватить Цербера и разбить кулаками его старую хипповскую морду. Я был явно не одинок в своих чувствах. Элен все еще смотрела со скучающим видом на Стефана и Карла и снова начала потихоньку полировать кожу на своих руках. Юдифь все еще держала руку у рта, но у меня было такое впечатление, что она ее просто позабыла там, увлекшись наблюдением за спектаклем и ожидая продолжения. И сама Мария хотя и выглядела напуганной, но при этом была как-то болезненно очарована развернувшимся перед ней зрелищем, что выглядело со стороны как-то жутковато. Что происходит? Жестокость повисла в воздухе и стала почти осязаемой. Я поймал себя на том, что я не только как зачарованный наблюдал за демонстрацией силы Стефана, но и сочувствовал ему в этом. Более того, я еле сдерживался, чтобы не вмешаться и не присоединиться к избиению Карла.
Может быть, я так бы и сделал, если бы не Мария, которая вдруг вскочила и испустила робкий, жалкий крик: «Прекратите! Да прекратите же!»
Мне даже трудно было оторвать взгляд от Стефана и беспомощно перебирающего ногами Карла, который тем временем прекратил судорожно глотать воздух. Его лицо медленно принимало синюшный оттенок.
Мария молитвенно сложила ладони возле лица и дрожала всем телом. В ее глазах застыл ужас, тот же сорт ужаса, который испытывал и я: то, что она видела перед собой, ее глубоко испугало, но еще сильнее испугало ее то, что она сама чувствовала внутри себя. Думаю, мне не померещилось выражение болезненной зачарованности в ее глазах.