От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии
Шрифт:
Поднявшись выше, я оставил позади оливковые деревья. Воздух сделался холоднее, и я увидел ясени, каштаны и сосны. На придорожных алтарях висели маленькие занавески. Не думаю, что я раньше видел в Италии что-либо подобное. На некоторых дорогах стояли красно-белые столбы. Они отмечали дорогу во время снежных бурь. Сейчас я видел перед собой зеленую траву. По лугам ходили коровы с колокольчиками на шее. Масть у здешних коров серебристая или желтая. Уже не перенесся ли я в Швейцарию или в Баварские Альпы? Ландшафт поднялся так высоко, что перестал быть итальянским. Он был явно альпийским. Необыкновенное ощущение: с каждой милей замечаешь, как меняется растительность. Я подъехал к озеру Чечита. Такие места вполне могли быть в Шотландии, и даже местные жители
В Силе есть три узких озера одинакового размера и формы, каждое примерно восемь миль в длину и две в ширину. Они кажутся настоящими, но на самом деле это искусственные водоемы, являющиеся частью гидроэлектрической системы, обеспечивающей Калабрию светом и энергией. К югу от Чечиты, напомнившей мне немного Уиндермир, есть озера Арво и Амполлино. Я увидел много домов, построенных в стиле швейцарского шале, — от роскошных строений до самых простых бревенчатых домиков. В августе эти дома сдаются в аренду: люди хотят спрятаться от жары и убегают из прибрежных районов. Мне говорили, что в октябре здесь выпадает снег и идет вплоть до мая.
Эрик и Барбара Уэлптоны, чью восхитительную книгу я упоминал, видели южную Силу, когда ехали из Катанцаро. Они поднялись к таверне: там появился на свет единственный знаменитый художник Калабрии Маттиа Прети. В местной церкви они увидели, возможно, лучшее собрание религиозных картин этого художника. Картины висели в тяжелых золотых рамах и, скорее, напоминали работы испанских мастеров. Я видел лишь те, что находится в музее Каподимонте в Неаполе. Мне тоже хотелось бы навестить город Сан-Джованни-ин-Фьори, о котором они написали: «Очарование Сан-Джованни можно увидеть в изысканных костюмах женщин, носящих пышные черные юбки, блузки с изящной вышивкой, бархатные яркие корсеты и полумонашеские вуали на головах, во время великого поста женщины совершенно закрывает лица вуалью, а мужчины отпускают бороду».
Как же повезло тем путешественникам! Где бы я ни появился, женщины, завидев меня, бежали домой и быстро меняли этническую одежду на платье из нейлона с цветочным рисунком и передник! В моем путешествии есть, однако, и преимущество: по Силе я могу ездить без опасения, что на меня нападут бандиты, хотя в Сицилии и Сардинии они орудуют до сих пор. Газеты не смогли замолчать августовскую историю 1966 года, когда сицилийские бандиты заблокировали дорогу и, останавливая автомобили, заставляли пассажиров выйти и лечь на дорогу. Это была технология XIX века, когда бандиты выскакивали с кремневым ружьем с криком «А terra, a terra!» [61] что, возможно, эффективнее, чем призыв «руки вверх!» у современного преступника.
61
На землю! (ит.)
В XIX веке банды, в состав которых входили беглые галерные рабы и убийцы, использовались в политических Целях оппозицией Бурбонов: надо было держать страну в напряжении. Так же и сегодня: обученных террористов используют для уничтожения назначенного правительства, в то время как старый калабрианский бандит в шапочке, как у гнома, до сих пор действует ради собственной выгоды. Неудивительно, что только два английских писателя осмелились пробраться в Силу. Это был Генри Суинберн, в конце XVIII века путешествовавший от Никастро до Козенцы с отрядом вооруженных солдат, и другой, более бес страшный путешественник, Артур Джон Стратт, который в 1841 году, в компании с четырьмя другими молодыми людьми, отправился туда, чтобы сделать зарисовки. Оци шли пешком, а пожитки несли в заплечных мешках. Вый дя из Кастровиллари, они поднялись в Сила-Гранде по дороге, по которой проехал и я, затем свернули на звериную тропу, пересекавшую всю Силу, и добрались до Катанцаро. В то время это был замечательный переход. Все было хорошо, пока компания не покинула Катанцаро и не вошла в дикую местность к югу от города по пути в Караффу. Здесь их остановили грабители. Они выстрелили в молодых людей и заставили лечь на землю. Затем у них отобрали все, чем те владели, к тому же их жестоко избили мотыгами. Возможно, их бы убили, если бы не местный магнат, дон Доменико Сефали из Кортале: у него в этот момент случились дела в этом районе. Сефали услышал шум и кинулся на помощь с несколькими вооруженными людьми.
Крестьяне, албанцы по национальности, поклялись, что приняли молодых людей за бандитов и, стало быть, исполняли свой долг. Что до кражи, то они, мол, ничегошеньки не украли! Дон Доменико взял избитых молодых людей в дом приятеля, в Сан-Флорио, где им перевязали раны. Вечером, благодаря тому что юность обладает поразительной способностью быстро восстанавливать силы, молодые люди сидели за столом, пили много вина и пели песни под аккомпанемент мандолин. Одна из песен осуждала проклятых «греков» (албанцев) и имела рефрен — «О Greco sempre traditore!». [62]
62
Грек — изменник навсегда! (ит.)
Затем дон Доменико захватил путешественников в свою деревню Кортале. Там менее ста тридцати лет назад царила почти средневековая атмосфера.
«Мы вошли, — пишет Стратт, — и дон Доменико провел нас в огромный зал, представил своей жене, донне Калине. Она очень любезно нас приветствовала. Заметно было что она очень рада видеть своего повелителя живым и здоровым. В зале собралось высшее общество деревни. Они пришли выразить уважение дону Доменико, и им любопытно было посмотреть на его гостей. Постепенно нам представили всех важных людей, а потом — в который раз нас попросили рассказать о нашем приключении.
Мы очень обрадовались, когда чуть позже полуночи нас пригласили к ужину.
В Кортале вода пользуется меньшей популярностью, чем в Сан-Флорио, свидетельство тому — графин, которого хватило на всю компанию; возможно, по причине отсутствия дам. Донна Каролина с дочерьми за стол с нами не сели. Они отдавали общие распоряжения и следили за тем, чтобы к нам без задержки поступали караваны аппетитных блюд из просторной кухни. Двери этого помещения часто отворялись, и мы видели огонь, пылающий в каменном очаге, и поваров, наполовину скрытых в клубах пара и дыма. Со стропил кухни свисали ветчины, беконы, салями, засоленное мясо. Приятно было смотреть на эти гостеприимные хлопоты».
Тем временем новость о нападении на англичан и французов (ибо по меньшей мере двое молодых людей были Французами) дошла до властей в Никастро и Катанцаро.
Сначала в дом дона Доменико в Кортале прибыл главный магистрат Никастро в сопровождении своего помощника, Затем подъехало еще сто двадцать милиционеров. Все нанялись, что молодые люди не напишут своим послам и не привлекут внимание двух самых мощных европейских наций к безобразиям, совершающимся в Калабрии. Был запланирован налет на преступных албанцев, и милиция арестовала несколько крестьян. Стратт пишет:
«Отряд медленно возвращался по крутой улице (Кортале). Выглядел он весьма живописно. Впереди верхом — _. начальник милиции в большой кавалерийской бурке; за ним ехала элита отряда, вместе со связанными преступниками. Бандитов сопровождали несчастные жены в прекрасных хотя и несколько выцветших, нарядах. В конце следовали милиционеры в черной форме, в остроконечных головных уборах и с длинными ружьями. Вид у них был такой же несчастный, как и у самих бандитов. Они сразу же направились к тюрьме, поднялись по наружной деревянной лестнице, ведущей к квартире тюремщика. Этот функционер принял пленников и провел их вниз по внутренней лестнице, а может, и сбросил их в люк, по старому обычаю (этого я, впрочем, не видел и утверждать не стану). Вскоре преступники оказались внизу, за решеткой».