От судьбы не уйдешь

Серова Марина Сергеевна

Лукашов дернул плечом, затем — губами, посмотрел на меня и нехотя сказал:

— У Финского — да. Однозначно и объективно. Сама понимаешь, когда такая болезнь — нужны лекарства, операции, терапия, в общем, полный комплекс услуг, как говорится. У него все деньги туда уходят. Опять же сама больница… А вот у Борисова… — Андрей опять скривился. У него, наверное, на Борисова страшная форма аллергии, называется по-научному тоже страшно — идиосинкразия, по-моему. — Ну, наверное, он бы тоже от халявных денег не отказался. Тем более сейчас, когда жениться наконец надумал… —

Андрей бросил на меня взгляд исподлобья. — Словом, он парень, как ты сама, наверное, заметила, горячий, не перебесился еще… — Тут его глаза подозрительно блеснули, и мне показалось, что и сам господин хороший тоже ой как не прочь «побеситься». Я улыбнулась, глаза засияли еще ярче. Ну, я так и думала! А вы, сударь, оказывается, тоже очень даже ничего. В плане «мачести». Я опустила глаза и сделала «хм-хм». Андрей тут же спохватился: — Извини…

Н-да, может, из вас, господин Лукашов, и неплохой «мачо» бывает временами, но все же вы действительно прирожденный «ботан». Я снова подняла глаза. Лукашов смотрел на меня. Я даже как-то смутилась под его взглядом. Взгляд был не «мачевский». Нет. Взгляд был мужской… Настоящий… Что называется, Тот Самый…

Тут нас прервали. Как всегда, на самом интересном месте. Судьба… Зазвонил телефон, и, когда я подняла трубку, все еще смущенная, она заговорила взволнованным Лялькиным голосом:

— Танька, ты еще не спишь?

— Нет, — я покосилась на Лукашова. Он сидел со скучающим видом, рассматривая потолок, словно и не смотрел на меня ТАК буквально несколько секунд назад. Мне даже стало обидно. — Что-то случилось?

— Ты одна? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, — я отчего-то покраснела и покосилась на разомлевшего Лукашова. — Так в чем дело?

Лялька шумно выдохнула и сказала:

— Сядь, если стоишь. У меня для тебя новости.

— Плохие, наверно, — протянула я, уверенная, что не ошиблась.

— Точно. Ты попала. Новости… если, конечно, это можно так назвать, — добавила она скорее себе, чем мне. — Ты села?

— Я сижу, — я опять покосилась на Лукашова. Неужели до этого благовоспитанного гражданина не дойдет, что нужно бы выйти? Лукашов, словно услышав мои мысленные экзерсисы, встал и направился… Куда он? Может, не надо? Может, останется, а? Мне смертельно захотелось, чтобы он остался. С чего бы это? Но он, как я поняла секундой позже, вовсе не собирался уходить, так только — до одного местечка прогуляться. Лялька чего-то молчала. — Эй, эй, — напомнила я о себе. — Ты чего? Рассказывай.

— Можно, да? А то, я так поняла, тебе не очень удобно… У тебя Лукашов, да? Ну, я так и поняла…

— Да рассказывай же, не тяни! Лялька, давай.

— Даю. Борисова хлопнули.

Я непроизвольно схватилась за горло. Как это? Она, наверное, шутит. Это что, значит, не будет больше на земле такого породистого молодца с такими пропорциями, голосом и глазами? Не будет?

— Ч-что? К-как? — Меня словно ушатом холодной воды окатили, я вспомнила его последний взгляд. О господи! Не может быть!

— Очень даже может быть, — зло сказала Лялька. Видимо, последнее восклицание я повторила вслух. А затем устало продолжила: — Убили его. В том, что это убийство, можешь не сомневаться. Труп нашли на берегу Волги, еще теплый был. — Я ойкнула. — С перерезанным горлом. Прямо в машине своей пижонской сидел. За рулем. Никаких следов, как водится. Правда, видели белую «бэху» неподалеку, — я охнула, — но ведь это ни о чем еще не говорит.

Еще как говорит, вдруг подумала я. Лялька молчала. Я, пока Лукашов не вернулся, быстренько спросила:

— Когда это случилось?

— Ну, видимо, в то время, когда мы с тобой рассуждали о его причастности к убийству Старцева. Часов в восемь-девять. Не позже. Скорее всего, как тут ребята говорят, около половины девятого.

Я сдавленно ахнула. Вернулся Лукашов и с беспокойством посмотрел на мое растерянное и, должно быть, весьма красноречивое лицо. Хотел сделать какой-то жест, но передумал и сел в кресло, напряженно глядя на меня. Он сосредоточенно меня изучал, очевидно, по моему лицу вполне можно было догадаться… «О чем?» — подумала я. Мне стало нехорошо. Его не было дома, когда я звонила, а на звонок на сотовый он мог ответить в любом месте города. Опять же белая «бэха»… Номеров, конечно, никто не запомнил. Опять же шаткое, на мой взгляд, алиби в день убийства Старцева. Точнее — в ночь. Опять же мотив… Да уж, у Лукашова, должно быть, мотив имелся. Цех, долги, братки и «приз-сюрприз» — Наталья Батьковна.

— Ты куда пропала? — напомнила о себе Лялька.

— Я здесь, — откликнулась я. — Знаешь, давай я тебе завтра сама позвоню. Хорошо?

— С тобой все в порядке?

— Да, конечно, — сказала я. — В общем, я объявлюсь сама. Ладно?

— Ладно. Хотя я за тебя и волнуюсь, но если хочешь…

— Хочу, — я глянула на Лукашова.

— Тогда пока, — и Лялька отключилась.

Я положила трубку. Надо сообщить Лукашову, если он, конечно, еще не знает… Я посмотрела Андрею в глаза. Закурила.

— Что случилось? — спросил Андрей. — Если, конечно, мне можно об этом узнать…

— Отчего же нельзя, — пожала я плечами, не отрывая от него внимательного взгляда.

— Ну, просто ты так смотришь…

— Как?

— Нехорошо… — Он опустил глаза и тут же снова их поднял на меня. — Так что случилось?

— Олега убили.

Лукашов захлопал глазами:

— Ч-что? Не понял…

— Повторяю, — жестко начала я. — Убили Олега Борисова. Не далее как часа два—два с половиной назад. Ты рад?

— Чему?! — возмутился Андрей. — Как ты можешь такое говорить?!

— Ну, ты же его не любил…

— Я?.. Ну и что? Не понял… разве мое отношение к Борисову говорит о том, что я должен радоваться его смерти? Ты за кого меня держишь?

— За Лукашова, — фыркнула я. Андрей дернул подбородком и опустил глаза, обиделся, наверное. Эх, интеллигенция, мать вашу! — Не бычься. Я с тобой препираться не собираюсь. Алиби у тебя есть?

— Алиби? — он даже задохнулся. — Ясно. Все ясно, — как-то горько произнес он и уставился в пол. — Когда, ты говоришь, это случилось?