От судьбы не уйдёшь
Шрифт:
— Напомни, как тебя зовут? — спрашивает Мама у Эмира, ударяя по его самолюбию.
— Ахмед, Мама. — напоминаю я ей. — Его зовут Ахмед.
— Ахмед, мне все эти Ваши шуточки не пройдут тут. Я свою дочь знаю и воспитывала соответствующе, она бы никогда не связалась с кем попало и не вышла бы замуж на Мадагаскаре! — мне хочется застонать в голос. Знала бы мама во что я ввязалась! Когда она замечает моё страдальческое лицо, то взвизгивает и ударяет меня полотенцем. — Вика! Господи, и что теперь мои внуки будут дагестанцами?
Меня спасает звонок
— Ты можешь вести себя … как нормальный человек? — прошу его, стараясь говорить так тихо, чтобы мама не услышала меня. — Ты понимаешь, что у нее может быть сердечный приступ!
— А как ты предлагаешь объяснить ей, что тебе в скором времени нужно улететь из Брянска?
— Вика! — мама врывается в комнату, ее глаза лихорадочно блестят. — Мне звонили сейчас из больницы, произошло чудо! Папу перевозят в Москву! Не понимаю, как это произошло. Они говорили, что это не возможно, что нужен специальный частный самолет, что это так дорого, а сейчас … сказали в какую больницу перевозят! Все таки зря в России ругают власть, не все решается за деньги.
Мама так рада, прыгает до потолка. Меня тоже переполняет радость, которая притупляется странным чувством присутствия необъяснимого совпадения. Смотрю на Ахмеда и понимаю… это его рук дело.
Глава 19
Я поднялся на холм,
Полон грусти — и что же:
Там шиповник в цвету!
Мама убегает в больницу практически в халате и тапочках, она возбуждена до предела этой хорошей новостью. На фоне этой радостной новости факт того, что я в дом привела «дагестанца» меркнет. Становится незначительной мелочностью.
Мы остаёмся с Ахмедом в маленькой квартирке вдвоём. Когда Мама закрывает за собой дверь, становится невыносимо тихо. Напрягаюсь, чувствую себя голой. Я как раскрытая книга перед ним. Здесь все… он может прочитать все мои тайны.
Татуировка начинает гореть на моем теле, напоминая мой новый статус. Странное чувство тяжести на запястьях, будто повесили кандалы.
Я как будто в дом привела парня, чтобы познакомить его с моими родителями, стать ближе. Это должен быть радостный день, вот только Аль-Мактум мне не парень. И мне меньше всего хотелось бы позволить ему капаться в моей душе и личный вещах.
Мне нужно быть благодарное ему за то, что он не унижал меня при матери, и вообще с царской благородностью одарил снисхождениями — решив множество многих проблем. Но все равно жутко при мысли — мне нужно заплатить за все это. И цена очень высокая.
— Спасибо… за папу. — я искренне ему благодарна. — Как у тебя это получилось за такой короткий промежуток времени организовать все?
Ахмед в ответ лишь пожимает плечами и встаёт, разминает шею и оглядывает комнатушку. Мужчина очень высок и широкоплеч,
Для него спасение жизни моего отца — мелочь. Маленькая блажь, он с легкостью может себе это позволить.
— Собирайся, поедем в гостиницу. Спать хочу. — коротко. Ясно. Доступно. Мое мнение не требуется в этом вопросе. Доброжелательность Аль-Мактума улетучивается, он становится таким же надменным и властным, как и всегда. Из него получился бы прекрасный актёр. — Одежду соответствующую тебе привезут, возьми только то, что нужно.
— Для чего тебе это все? — действительно не понимаю его мотивов.
— Просто уважение к старшим. Не хочется расстраивать твоих родителей. — его глаза насмешливо сверкают, заставляя меня сделать шаг назад и прижаться спиной к стене. — Если хочешь, чтобы я и дальше был в настроение, то поторопись…
У меня нет желания его злить.
Придётся придумать легенду для мамы, почему я теперь живу с этим варваром по его правилам. Она вряд ли меня поймёт, да и не нужно. Главное, чтобы не беспокоилась, не рвала своё сердце. Ей должно казаться, что у нас все серьезно и я счастлива.
Репетируя, я выдавила из себя улыбку, и пошла в свою комнату, постояла бессмысленно в ней несколько минут и пошла обратно. На губах играл искусственный оскал, правдоподобностью даже не пахло. Маска довольной содержанки.
У выхода нас уже ждала машина, за рулём который был Амин, успевший переодеться и привести себя в порядок. Парень был весь в чёрном. Он смотрел сквозь меня, словно и не существовало. Если до этого его взгляды были полны презрения, то теперь меня не было для него. Возможно, я пала так низко, что не была достойна никаких чувств отношению к себе.
Выбор Эмира пал не на гостиницы в центре, которые, наверное, не соответствовали его высоким требованиям, а на загородный клуб с отдельными домиками посреди почти не тронутой природы. Выбор со вкусом. Я не сказала ни слова, когда мы выехали из города и направились в известном направлении. Ни подала виду и когда припарковались у гостиницы.
Амин говорил с Ахмедом в дороге исключительно на арабском. Соответственно, я не могла понять и слова из того, что он говорил. И это было отвратительно. Они могли говорить, как о погоде, так и о моей участи в моем же присутствии, и я ничего не понимала. Красивая речь убаюкивала моё сознание, настораживая сердце.
Я написала маме сообщение, чтобы она мне позвонила, как выйдет от папы, чтобы рассказать все новости. Это волновало меня сильнее, чем мнение мужчин обо мне. Заметив моё сообщение, Ахмед спокойно сказал:
— Твоего отца отвезут в клинику в Москве, у него хорошие шансы на выздоровление. Врачи обещают поставить его на ноги за две недели. Мы дождёмся, когда он вернётся и уедем. — я ничего не ответила на его слова, погружаясь в свои собственные мысли. Мне нужно было дождаться выздоровления отца и пропасть, чтобы Ахмед не мог найти меня. Не будет же он мстить моим родителям из-за меня?