От великого Конде до Короля-солнце
Шрифт:
«Поверь мне, что со времен Адама никто не страдал так от разлуки, как страдаю я.
Между тем Фронда продолжалась. Конде, только что выпущенный на свободу, стремился отстранить при помощи знати Анну Австрийскую от власти, а также отложить до восемнадцати лет объявление короля совершеннолетним4, имея тайную мысль самому взойти на трон.
Мазарини, получавший информацию от секретных агентов, с тревогой следил за хитроумными маневрами победителя при Рокруа. Из своего маленького кабинета в Кельне он предпринимал все усилия, чтобы защитить корону своей возлюбленной. Теперь его любовные послания сопровождались политическими советами, написанными на шифрованном языке. Каждое
С особой очевидностью это проявилось в сентябре: шестого числа Конде открыто выступил против регентши; седьмого числа Людовик XIV был объявлен совершеннолетним [22] … Только Мазарини мог нанести этот мгновенный ответный удар, спасший Францию.
30 января 1652 года кардинал, наконец, вернулся в Париж. Однако Фронда еще не завершилась. Конде, став союзником испанцев, безжалостно разорял Гиень, а в Орлеане Старшая мадемуазель, «окруженная воинственными амазонками, строила планы по созданию оплота против королевской армии, намереваясь затмить славу Жанны д'Арк».
22
По тогдашним законам короля должны были провозгласить совершеннолетним в четырнадцать лет.
Увы! только в одном мадемуазель де Монпансье могла сравниться с храброй лотарингской крестьянкой; не случайно насмешники величали ее не иначе, как Старшая Орлеанская девственница…
Вероятно, любовнику удалось бы укротить пыл этой опасной истерички, но она желала сохранить чистоту, мечтая выйти замуж за короля, которого уже именовала «своим милым муженьком».
Эти надежды рассыпались в прах вследствие весьма неразумного поступка, и Старшей мадемуазель долго еще пришлось нести тяготы мучительного девства.
В начале июля армия Конде, теснимая войсками Тюренна, подошла к Парижу, надеясь укрепиться в столице. Но городское ополчение было начеку. Принц обнаружил перед собой запертые и охраняемые ворота. Сверх того, он обнаружил с неприятным изумлением, что со стороны Сен-Антуанского предместья на него движутся полки Тюренна, не скрывающие своих враждебных намерений. Мушкетные залпы подтвердили правильность первого впечатления, и под стенами столицы завязался ожесточенный бой. В течение всего утра солдаты противоборствующих армий с увлечением истребляли друг друга, хотя враждебные действия иногда прерывались забавными интермедиями. Стояла изнурительная июльская жара: время от времени бойцы останавливались, чтобы обтереть потное лицо или снять раскалившийся панцирь. В один из моментов битвы сам Конде, «обливаясь потом», отошел в сторону и, раздевшись догола, стал кататься в траве, «словно лошадь»; затем он натянул на себя одежду и снова ринулся в схватку.
После нескольких часов отчаянной резни мятежного принца прижали к стенам Парижа; казалось, ему грозило неминуемое поражение, но внезапно заговорили пушки Бастилии…
Ядерный град обрушился на королевскую армию. Многие всадники были убиты, началось смятение, которым немедленно воспользовался Конде.
Кто же пришел на помощь победителю при Рокруа? Старшая мадемуазель. В сопровождении своих разнаряженных «маршалов в юбках» она поднялась на эспланаду крепости и приказала бить из пушек по армии Тюренна…
Надо признать, что со стороны женщины, мечтавшей выйти замуж за Людовика XIV, подобная выходка была чистейшим безумием.
Вечером она торжествовала: веселилась, танцевала, опустошила несколько бутылок вина и пронзительно хохотала, тогда как ей следовало бы запереться в спальне и оплакивать уплывшее счастье.
Разумеется, она спасла Конде и поразила народное воображение, подарив прекрасный сюжет сочинителям легенд, но, говоря словами Мазарини, в этот день «она убыла [23] мужа своих грез».
23
Toue вместо tue. Мазарини до конца жизни так и не смог избавиться от итальянского акцента (прим. перев.).
Многие годы несчастная, по красочному описанию Пьера Менара, «испытывала невыразимые муки, ибо затянувшаяся девственность пагубным образом влияла на ее рассудок и отравляла ей кровь. Глаза у нее от этого становились все больше и блестели сильнее обычного, а во взоре все явственнее проступало смятение».
Бедняжка!
КАМЕРИСТКА ЛИШАЕТ НЕВИННОСТИ ЛЮДОВИКА XIV
Мы часто нуждаемся в том, кто меньше нас.
В то время как Конде и Старшая мадемуазель сотрясали трон, равнодушный к политике Людовик XIV с возрастающим интересом присматривался к округлым формам придворных дам.
Правда, ему было уже четырнадцать лет, и «неведомые доселе желания посетили его душу». Он развивался настолько быстро, что королеве-матери несколько раз приходилось вмешиваться, дабы уберечь его от преждевременного знакомства с особенностями подданных женского пола…
В двенадцать лет он страстно влюбился в жену маршала Шомбера, которой был безумно увлечен его отец в те времена, когда она носила имя мадемуазель де Отфор. Он целовал ее, ложился к ней в постель, гладил руки и прижимался лицом к волосам — и все это с таким пылом, что Ле Муан нарисовал феникса, возрождающегося из пепла, добавив девиз: «Me quoque post patrem» («Вслед за отцом и я»). Хотя юный король обладал куда большими физическими возможностями, нежели Людовик XIII, для удовлетворения желаний своей избранницы, ему так и не довелось стать любовником прекрасной маршальши.
Анна Австрийская, стоя на страже добродетели своего сына, приказала не спускать с него глаз, и камердинеру было ведено следить, чтобы он не оставался с женщинами наедине.
Все придворные дамы, надо сказать, прилагали массу усилий, чтобы завлечь короля в свою постель, ибо каждая считала за честь — равно как и за удовольствие — лишить его невинности.
Одни пытались пробудить в нем чувственность, показываясь ему на глаза полуодетыми, другие»ненароком» расстегивали в его присутствии корсаж, наконец, третьи, встречаясь с ним, позволяли себе весьма определенные, хотя и не вполне пристойные жесты.
Одна из них, герцогиня де Шатийон, так старалась приманить короля, что навлекла на себя насмешки всего двора, и, как всегда, в скором времени появились ехидные куплеты:
Шатийон, берегите
Вашу прыть для другого,
Вы, конечно, готовы,
Но король не готов…
Однако прекрасная герцогиня пренебрегла мудрыми советами, и однажды вечером ее застали вместе с королем за ширмой, где оба излишне распустили руки…