От винта!
Шрифт:
На другой день полетели. 1000 метров — идут в облаках, 2000… 4000 — облака не кончаются. Этого никто не ожидал. Кислородных масок на борту — три, запас кислорода ограниченный. А высота уже 5000 метров. И облака не кончаются. Хват ежится в своем плащишке, дышит трудно, но старается улыбаться. Тем не менее, с высоты 6000 метров Чкалов лег на обратный курс и вернулся в Хабаровск.
Хват впал в черную меланхолию — во второй раз Чкалов его не возьмет. За незапланированное возвращение ему еще отвечать предстоит. Самовольство? Опять?
Но чуть свет на следующий день Валерий Павлович самолично растолкал Хвата: «Кончай ночевать! Летим. Погода изменилась. Кислородный баллон добавили!» И ведь доставил приятеля, как обещал, до самой Москвы. Такой уж он был человек — верный, как компас.
Как надрывно выли пикирующие «юнкерсы», штурмуя наши аэродромы, Федька запомнил на всю жизнь, но никак не ожидал, что память эта ему еще пригодится. А тут, конфликтнув с замполитом, Федька сообразил — сегодня тот руководит стрельбами на полигоне. Приспособив к стойке хвостового колеса продырявленную консервную банку, он, пикируя, учинил такой тарарам на полигоне, что вся команда кинулась врассыпную. «И замполит драпал», — восторгался Федька.
В известной мере летчики всегда были аристократами, но картошку копать нас все равно посылали, почем тот килограмм картошки обходился, никого не волновало, важно было соблюсти принцип — город помогает селу.
Сижу в деревне; покапываю корнеплоды, скучаю. Но раз надо, так надо. А тут девчонка подворачивается — мордастенькая, краснощекая, и весьма недвусмысленно себя подаст… Короче говоря, заводит она меня в какой-то сарайчик, ну и, сами понимаете… Согрешил, а на душе никакого праздника, одна тоска. И что ей сказать, не знаю, а вот она скачала: «Спасибо за кумпанство», — и протянула мне ладошку, сложенную дощечкой. Оправила юбочку и исчезла.
Момент сложился тогда трудный: высочайшее начальство порешило — при ТАКИХ ракетах авиация нам больше ни к чему. Что было делать авиационникам? Придумали устроить показ, пусть начальство собственными глазами увидит, что нас еще рано списывать.
Собрали с десяток отслуживших свое В-25, подготовили к полету. Пилот должен был покинуть борт машины над полигоном, включив предварительно автопилот. И тут В-25 догоняет пара мигов и срубает «американца» с первой же атаки. Вот как мы можем! Смотрите, убеждайтесь!
И все, наверное, прошло бы, как было задумано, если б начальство не заспалось и на полигон не приехало с большим опозданием. Начали показ, а ко времени взлета третьей пары истребителей по небу поползла кучевка. На беду, высота полета В-25 и высота облаков совпали. Миги ринулись в атаку, а В-25 — нырь в облака… и так раз, два раза, пока не кончилась зона, отведенная для стрельб. Ушел бомбер, сам по себе улетел.
А теперь второй акт того спектакля. За две тысячи километров от полигона, аж в Подмосковье, отставной стрелок-радист отправился в лес, идет и видит — на соснах лежит самолет. Опознавательные знаки закрашены, людских следов нет. Отставник машину опознал — американская! И понятно, ударил во все колокола. Переполох прошел «от Москвы до самых до окраин». Чем бы все кончилось, сказать невозможно, когда бы ответственный за показные стрельбы полковник не оказался родным сыном персоны, чье имя произносилось тогда шепотом.
Когда Чарльз Линдберг пересек Атлантику и измученный тридцатитрехчасовым беспосадочным полетом приземлился в Париже, толпа вытащила его из кабины и принялась качать, передавая с рук на руки. Толпа слепа, это опасная стихия! Когда б не находчивость репортеров, не уцелеть бы летчику в дружеских объятиях французов. Спасла тактическая хитрость газетчиков — они принялись качать кого-то из своей братии, громко прославляя при этом покорителя Атлантики, чем отвлекли внимание толпы от подлинного Линдберга и помогли ему улизнуть с аэродрома.
Говорят — сам не видел — будто на надгробии своей супруги Российский распорядился сделать надпись: «Здесь покоится супруга дедушки русской авиации». Так ли это на самом деле, не знаю, но на непомерно честолюбивого Россинского похоже. Только что же получается? Жена дедушки — бабушка…
Рассказывал Яковлев. Лично. Ехал он с аэродрома на фирму и почувствовал усиливающуюся боль внизу живота. Ставит себе диагноз — очевидно, острый приступ аппендицита. Решение? Надо оперироваться. Велит шоферу остановиться на Колхозной площади. Пиджак со Звездами оставляет в машине. Водителю велит: «Будут спрашивать, говори, высадил на Колхозной». В регистратуре назвался Яковлевым Александром Сергеевичем, документов при себе нет. Спросили, где и кем работает, ответил — инженером в почтовом ящике…
Представляете, какая паника поднялась к вечеру — Яковлев пропал. На другой день все обошлось. Сам он объяснил: «Чтобы удалить аппендикс, не требуется никаких консультантов, профессоров и прочего, нужен хирург, работающий на конвейере, вот почему я выбрал «Склиф» и не ошибся.
Чего только с нашим братом не приключается! Другой раз и поверить невозможно. Приводнился я на вынужденную. В чужих краях это было, в теплых водах не наших морей. Вывалился в воду. Спасжилет держит, а мысли тухлые донимают: кругом акулы… сожрут, думаю, и никаких следов. И тут чувствую, кто-то меня толкнул сзади. Оказался дельфин! Потом еще несколько подплыли, взяли меня в окружение и повели к берегу. Ну, надо же! И что дельфинам пилотяга, а нот не отдали на харчи акулам.
В очень старой книге вычитал случайно: «Знаменитый Макреди первым разбрасывал с аэроплана семена фиговых деревьев, лес которых должен будет впоследствии охранять горные источники, снабжающие питьевой водой население…»
Интересно, а знают ли об этом человеке и его усилиях «зеленые» наших дней? Была бы моя воля, я бы с удовольствием записался в последователи этого мудрого авиатора.
Олега Константиновича Антонова постоянно занимала экономическая сторона развития авиации. Как никто другой он «вгрызался» во всякую, казалось бы, мелочь и не уставал считать — что во что обходится. Только один пример: «Вес стюардессы следует максимально ограничить 50–55 кг. Экономия в 10 кг на весе стюардессы 30 кг при трех стюардессах) составит в среднем, по закону больших чисел, экономии в год, считая по 2 руб. на тонно-километр при 2000 налета в год приблизительно 70000 рублей на каждом самолете».
Помню, предстояло перегнать по осени пару Як-11 на ремонтный завод. Ведущим полетел заместитель командира эскадрильи, он же штурман, ведомым — я. Маршрут мы проложили со всей тщательностью, отметили и запасные посадочные площадки на всякий случай, и аэродром дозаправки и еще — резервный. Погода с самого утра была средней паршивости, но метеорологи обещали улучшение.
Летим. Облачность понижается. Временами сечет косым дождичком. Похоже, еще немного и мы вопремся в нормальный фронтовой раздел.