От земли до рая
Шрифт:
После целой ночи раздумий я пришёл к выводу, что ее надо отпускать. Встал необычно поздно, умылся. Поднялся к Лильке в комнату под чердаком, но ее там не оказалось, и я снова спустился вниз. Она нашлась в гостиной. Стояла на стремянке у окна… и усердно терла стекло. Не знаю, какого черта на нее нашло. Те окна были просто огромными. И уходили вверх сразу на два этажа. Насколько я знал, чтобы их вымыть, обычно вызывали специальную бригаду.
– Лиля…
Она вздрогнула. Ухватилась ладонями за железные прутья. Льющийся, кажется, отовсюду
– Да?
– Спускайся, давай. Надо поговорить.
Она нерешительно кивнула. Отложила скребок и проворно слезла. Я жестом велел ей следовать за собой. Остановился в кухне. Сам потянулся к кофемашине, но поскольку понятия не имел, как она работает, инициативу перехватила Лиля. И сделала все за меня... Как я любил. Эспрессо. Густой и крепкий. На два пальца в чашке всего.
Я никогда не страдал отсутствием красноречия, но в то утро… почему-то медлил. И молча наблюдал за ее перемещением по кухне. За тем, как она зябко поджимает пальцы на холодном мраморном полу. Да-да, она почему-то босой была. А у нас в обуви все ходили.
– Вчера звонили из посольства. Ваши с Сонькой визы готовы.
– Правда? – изумилась Лиля и, как мне показалось, взволнованно сжала руки в кулаки.
– Угу. На сборы осталась неделя.
Лиля кивнула. Закусила щеку и уставилась в окно над мойкой.
– Что-то не так?
– Я… совсем не уверена, что могу себе это теперь позволить, Ян… Львович.
– Глупости это все. Конечно, можешь. Я обо всем позабочусь. Ты ведь все еще хочешь учиться в Стэнфорде?
– Да, но… - ее голос звучал едва слышно. И очень неуверенно.
– Но? – напрягся я.
– Стэнфорд на другом краю земли, - голос скатился совсем уж в едва различимый шепот. Я приподнял бровь. Мол, да ты, девочка, просто Капитан Очевидность. Да, наверное… мне стоило быть с ней помягче. Но я так на себя злился! А вымещал зло на ней… Лилька страшно смутилась. И забормотала что-то совсем уж невнятное. Хотя обычно была довольно бойкой. А тут… Неужели это я ее такой сделал? Как я вообще в это вляпался?
– Как я сказал, учебу я оплачу. В знак моей благодарности…
Лиля окаменела. А я с опозданием понял, как можно было расценить мои слова, и, как мне казалось, вовремя уточнил:
– В знак благодарности за преданную службу твоей матери.
Она кивнула. И так низко опустила голову, что копна волос упала на лицо, скрывая от меня ее реакцию. Так и стояли. Я - с уже опустевшей чашкой кофе. И она… с опущенной головой. Молчали. Почему-то не торопясь расходиться.
– А то, что случилось… - наконец, спросила она и осеклась.
– Продолжения иметь не будет. Не волнуйся. Я… позабочусь о тебе. Ты не переживай. Здесь все в силе.
– Да… Стэнфорд. Я поняла.
Неожиданно в ее голосе мне послышался такой неприкрытый сарказм, что я, уже на полпути к выходу, остановился. И оглянулся. Лиля тоже смотрела на меня. Смотрела, не мигая и не отрываясь вообще. Распрямив поникшие было плечи.
– Если что-то понадобится – ты обращайся. Я…
– Позаботитесь обо мне. Я поняла, говорю же…
Поняла… Но не обратилась. Ни разу больше, с тех пор, как уехала.
За спиной кто-то кашлянул. Я вынырнул из омута воспоминаний и лишь тогда понял, что залип, ничего перед собой не видя, а между тем лифт уже, бог его знает сколько времени назад, пришел, и я мешаю в него пройти собравшимся за спиной, но не смеющим меня потревожить людям.
И вот тут я совсем уж разозлился. Тряхнул головой и строго-настрого себе запретил возвращаться к прошлому. У меня и в настоящем дерьма хватало. Один предстоящий визит к гастроэнтерологу чего стоил. Даже думать об этом не хотелось. Я органически не переваривал любую слабость. Но тут… достало уже. Нужно было что-то с этим делать. Записали меня на понедельник. По общей очереди. Нет, конечно, можно было устроить раньше, но до последнего оттягивал этот «прекрасный» момент.
И почему-то все чаще вспоминал отца… Может, потому, что приближалась дата его дня рождения. Ему могло бы исполниться семьдесят. Всего семьдесят лет.
– Не забудь, что мы сегодня собирались на кладбище.
– Я помню, ма… Встретимся на месте через пару часов, идет?
– Могли бы в офисе хоть сегодня без тебя обойтись, – проворчала та.
– Но не обошлись, как видишь.
Мать цокнула. Поправила какой-то безумный тюрбан на голове и, отпив чай из чашки, зевнула:
– Цветы не покупай. И не поручай никому. Я сама выберу. Эти флористы никогда не могут угадать, чего я от них хочу.
Наверное, потому что желания моей матери были такими же переменчивыми, как погода в марте. Но сказать ей это я, конечно, не мог. И вместо этого перевел тему:
– Сонька дрыхнет еще?
– Да, ну конечно! Умчалась она. Работы у девочки по горло.
– Я так и не понял, чем она занимается.
– Это сюрприз.
– Мне не нравятся такие сюрпризы.
– Занята девочка – и ладно. Главное, не бездельничает.
И ведь не колется никто. Хоть своей СБ поручай разузнать, чем родная дочурка изволила заниматься.
– Как твой стул?
– Мама! – рявкнул я. – Прекрати немедленно. Мне уже не два года.
– А няньки все равно нужны.
Мою мать не переспоришь. Поэтому я, сверившись с часами, сделал вид, что уже спешу. Промокнул рот льняной салфеткой, хотя ничего толком не ел, и, выйдя из-за стола, на прощание чмокнул свою старушку в висок.
– Не забудь, я тебя буду ждать в одиннадцать.
К могиле отца вела вымощенная плиткой аллея. Памятник – гранитная плита, а на ней лишь имя, годы жизни и звезда Давида. Матери еще не было. Охрана тактично осталась в стороне. Я присел на корточки и прошептал:
– Ну, привет, папа.